А если партийная работа тоже искусство — и еще какое искусство! — почему не дать творческий простор для решения местных проблем в соответствии с конкретными условиями? Разумеется, на основе генеральной линии...
— Нам еще надо обсудить массу конкретных вопросов, товарищ Догару,— сказал Даскэлу.— Хотя в целом уезд и его нынешние проблемы я знаю, ведь мне довелось участвовать в работе вашего пленума. Давайте перейдем в другой кабинет, не будем отвлекать товарища секретаря.
Михай их не задерживал. Догару протянул руку, сказал просто:
— Желаю больших успехов, товарищ Михай.
Но секретарь вдруг хитро улыбнулся, посмотрел на часы:
— Не торопись прощаться, товарищ Догару. Мы увидимся еще сегодня вечером. В восемь часов.
— А где? — растерялся Догару.
— Как где? У Оанчи.
Догару вышел из кабинета под руку с Даскэлу. В разговорах они и не заметили, как наступил вечер.
Лютый мороз пронизывал, казалось, до самых костей. Поднимаясь по лестнице, Догару чувствовал себя ледяной сосулькой.
Оанча встретил его в прихожей.
— Раздевайся скорее, все на столе. Сейчас мы тебя отогреем.
После ужина мужчины перешли в кабинет Оанчи. Раскупорив бутылку коньяка, он стал донимать Догару за «неуместное» выступление и обвинил его в «обезглавливании» уезда. А после замечания Михая о том, что Петре Даскэлу вполне в состоянии справиться с порученной работой, переключился на Михая:
— А тебе не кажется, что вы слишком часто тасуете руководящих работников? Не боитесь, что практика отстранения старых кадров вам когда-нибудь боком выйдет? Ты из поколения, выросшего после Освобождения, но когда-то умел уважать наш опыт, опыт старших...
Михай внимательно поглядел на Оанчу и от всей души расхохотался, шлепнув его ладонью по спине:
— Слушай, шурин, все, что ты обо мне думаешь, можешь высказать и так, совсем не обязательно прикидываться подвыпившим. Уж больно хитрить научился, как начальником заделался.
— А что прикажешь делать? Раньше, бывало, что на уме, то и на языке, можно и выругаться, и потрепаться по-приятельски о том о сем. А теперь все чего-то боятся, слова в простоте не скажут, сидят как на допросе и круглыми фразами перекидываются. Или, черт возьми, совсем мы отупели, или иссякло наше доверие к людям? Вот нас здесь трое, мы друг друга всю жизнь знаем, и я тебе все эти вопросы задаю в лоб!.. И поскольку мы не на совещании, отвечать придется сразу, на месте!
Догару смотрел на своего старого друга и поверить не мог, что это тот самый Оанча, который настаивал на более мягкой редакции текста его выступления. Теперь он сам очертя голову рвался в спор. Зато Михай не терял спокойствия, словно у него в кармане были приготовлены ответы на все вопросы. Закурил, задумчиво выпустил пару колечек дыма и только потом заговорил, медленно, словно бы размышляя вслух:
— Одни твердят о конфликте поколений. Другие полностью его отрицают. Мне лично кажется, что несхожесть поколений нельзя называть конфликтом. Каждое поколение живет в определенный исторический период, аккумулирует определенный опыт, выдвигает свой подход к решению многих традиционных проблем. Но мы обязаны развивать то доброе, что уже создано до нас, поднимать его на более высокую ступень...
— А можно конкретнее? — резко перебил его Оанча.
— Я и так конкретно. Догару я знаю и по-настоящему ценю. Не могу с тобой согласиться, что мы от него отделались. Ты вот всю ночь его поучал, а он тебя не послушал. Я же беседовал с ним около часа, и, как видишь, мы пришли к согласию.
— Да уж,— вступил Догару,— пенсионером, сажающим цветочки или восседающим в кресле-качалке с газеткой, я себя не представляю. И там, куда меня направили, надеюсь принести реальную пользу.
Подождав, пока Догару выскажется, Михай продолжал:
— Понимаю, вам, представителям старшего поколения, хотелось бы, чтобы молодежь унаследовала побольше вашей революционной романтики. Но чья вина, если молодежь утратила ее? Во всяком случае, это не вина самой молодежи. Романтика не вакцина, которую можно привить с помощью укола. Это состояние души, и родиться оно может только в периоды социального становления, поднимающего и одухотворяющего людей. Ваш вклад в революцию неоценим, но надо смотреть реально. Вот Догару, например, сам пришел к заключению, что не соответствует уровню современных задач. Смелость, с какой он выступил, доказала ясность его мышления, преданность делу. Значит, на новом месте Догару сможет сочетать глубокую человечность с коммунистической непреклонностью. Именно это редкое сочетание качеств там необходимо, так как придется внимательно, без спешки вникать в каждую человеческую судьбу. Он будет очень полезен. И не только тем, кто работает сегодня, но и тем, кто придет завтра...
Они засиделись допоздна. Бросив взгляд на часы, Михай воскликнул:
— Уже второй час!
— Ничего,— успокоил его Оанча.— Тебе постелили в комнате вместе с Виктором. Если не будете спорить, выспитесь.
— Кто бы говорил! Сам целую ночь морочил нам голову,— поддел Михай шурина.
Оанча не остался в долгу:
— Вот типичный пример самокритики руководящих товарищей. Бьет себя в грудь и тут же ищет козла отпущения...
Догару и Михай долго лежали молча в темноте, каждый боялся потревожить соседа. Наконец послышался голос Михая:
— Чувствую, что не спишь, товарищ Догару.
— После такого разговора неудивительно.
— Очень мне хотелось поговорить с тобой с глазу на глаз, только не в официальной обстановке. Я много знаю по делу Виктора Пэкурару. И тем не менее мне хотелось узнать как можно больше о жизни этого человека, особенно о последних годах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123