Два долгих года высчитывали из моей зарплаты, но я молчал. Не стал возражать и против экстренной командировки «для изучения зарубежного опыта». Моя поездка продлилась ровно столько, сколько понадобилось Косме: по возвращении я узнал, что я больше не секретарь парткома. На этом посту оказался Петре Даскэлу, молодой активист, подготовленный, кстати, не без моего участия. Мне же было предложено потрудиться рядом с ним, передать опыт и практические навыки партийной работы. Прошло немного времени, и Даскэлу от кого-то узнал, что у меня делают вычеты из зарплаты. Он сразу пошел к Косме и обвинил его в злоупотреблении властью...
Вскоре, однако, появились и другие проблемы. Главк предложил нам разработать новые конструкции электромоторов, основанные на оригинальной концепции румынских инженеров, — с уменьшенной металлоемкостью и повышенным КПД. Всех нас увлекла возможность большого сокращения импорта материалов. Вместе с Даскэлу мы обратились в проектный отдел, к группе опытных инженеров, привлекли и нескольких рабочих высокой квалификации. Несмотря на оппозицию директора, проекты понемногу обретали контуры. Сначала на чертежных досках, потом в опытных образцах. Когда были изготовлены первые электродвигатели для троллейбусов, бухарестские транспортники прислали восторженное письмо. Мы чувствовали себя способными приступить к разработке более сложных проектов, отказаться от ряда зарубежных лицензий. В отделе главного конструктора кипела работа. Вдруг в самый разгар трудовой баталии узнаем, что Петре Даскэлу посылают в Бухарест, в академию «Штефан Георгиу». Потрясенный, я отправился в горком. Приняли холодно. Спросили: не в подполье ли я научился такому. «Чему — такому?» — спросил я в свою очередь. «Вот так вставлять палки в колеса». Спорить не было смысла, я ушел. В парткоме обосновался Василе Нягу, «старый, заслуженный железнодорожник», как он представляется на каждом шагу, человек, что называется, и нашим и вашим. Как-то мы беседовали втроем: он, я и Кос-ма. Нягу назидательным тоном мне заявил: «Ну почему ты, товарищ Пэкурару, не хочешь понять, что состарился, и возражаешь только по дурной привычке к самоутверждению? Скажи, ты в самом деле не понимаешь или просто не хочешь признать, что мешаешь нашей работе и путаешь все карты?» Я отвернулся от него и посмотрел Косме в глаза. Он ничего не сказал, но через час позвонил и пригласил к себе домой на ужин. Просто не верилось! Разумеется, я с радостью согласился. За чашкой кофе он повел речь о том, что не разделяет точку зрения Нягу, так как считает старые кадры «золотым фондом» партии, и ни в коем случае не допустит недооценки моего вклада. Но... И постепенно я начал понимать, по-- чему он так упорно настаивал, чтобы завод продолжал гнать с конвейера моторы старой конструкции: это давало возможность перевыполнять производственные планы, ходить в передовиках, получать солидные премии, работать спокойно, без лихорадки и аврала. И рабочие хорошими заработками довольны. Я возразил, что выпуск электромоторов широкого профиля нужен как воздух. «Кому? Нашему коллективу? Да если мы наладим выпуск уникальных моторов или серий в 5—10 штук, все равно останемся в жестких рамках тарифной сетки. А может, и того не получим!» У меня буквально язык отнялся. Ты знаешь, врагу я отвечу сразу, да так, чтоб в другой раз неповадно было. Но когда мои товарищи корысть и эгоизм маскируют дешевой демагогией и лицемерием, это выше моих сил. Спор вспыхнул яростный, слов мы не выбирали. Косма понял, что я, по своей «дурной привычке к оппозиции», не уступлю ни пяди. Расстались мы без рукопожатия. А через несколько дней я с удивлением узнал, что Павел Косма сообщил в газете о решении приступить к производству электромоторов для трамваев, дизельэлектри-ческих и дизелъгидравлических локомотивов. Победа! И я не стал выяснять, почему меня обошли — как главный бухгалтер предприятия я был членом дирекции завода и должен был не только знать об этом решении, но и принимать непосредственное участие в его выработке... И тут меня вызвали в главк. Я был включен в делегацию, которая собиралась в ФРГ для закупок партии сложного оборудования, необходимого при освоении новых моделей. Странно, ведь я не инженер, а бухгалтер. Но мне пояснили, что я еду в качестве финансового эксперта, задача заключается в том, чтобы найти вариант с наименьшими затратами валюты и подходящими сроками выплаты. Кроме меня, в состав делегации входили два молодых инженера: Лупашку — из главка и Саву — с нашего предприятия. Возглавлял делегацию заместитель генерального директора главка Пантелимон Транкэ. Наш отъезд был организован с какой-то непонятной поспешностью. В ФРГ мы посещали заводы, присутствовали на технологических испытаниях, вели нескончаемые переговоры. Вскоре в нашей делегации возникли разногласия. С Транкэ было очень трудно работать. Молодых он просто не слушал, меня же считал «неизбежным злом». Через несколько дней стало известно, что, кроме официальных переговоров, имели также место конфиденциальные встречи нашего руководителя с неизвестной персоной. Я сказал Транкэ, что он нарушает элементарные нормы. Он взглянул на меня, как на безнадежного больного, и бросил на ходу: «Вы, провинциалы, не понимаете, что это дело тонкое и сложное и делается оно вовсе не на заседаниях». Саву и Лупашку обратили мое внимание на то, что он склоняется к покупке оборудования, цена которого превышает намеченную на 10 процентов. «А может, это оборудование лучше, более высокого качества и производительность у него выше?» — спросил я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123