В этом же вся суть — в ру-ко-вод-стве! А оно осуществляется не на чертежной доске и не с логарифмической линейкой. Речь идет о колоссальной организаторской работе, о подлинной индустриальной стратегии. Вы,не понимаете главного: назревает реорганизация завода, обновление всей материально-технической базы. Машины и оборудование уже в ближайшее время придется заменить современной техникой, а для этого нужно добиться фондов и соответствующих разрешений на импорт. Но ведь все это с неба не упадет, только лентяй ждет в рот каравай! Кто же возьмет на себя неблагодарную миссию «функционера», над которым все только посмеиваются? Дан, с его фантазиями на кальке, или, может, ты, Штефан, с твоими бесконечными рассуждениями о научном социализме? Нет, братцы мои, здесь нужен человек с железной волей, способный все держать в своих руках, умеющий не только направить и организовать людей, но и заставить пойти на жертвы. Это ведь тоже талант. И, если хотите, талант редкий. Да, да, не смейтесь, такие на мостовой не валяются...
Но друзьям было не до смеха. Долговязый Дан, подпиравший печку, вдруг заговорил:
— Итак, господа, перед нами новоиспеченный менеджер социалистического типа. А ведь еще недавно он метал громы и молнии в адрес тех, кто предавался сладким мечтам о технократической власти. Если мне не изменяет память, именно за это ты себя публично подверг «беспощадной самокритике».
— Дурак был! — резко ответил Павел.— Не понимал, что настоящий хозяйственник — менеджер. Это перспективный, единственно верный способ руководить индустрией, а если хотите, и всей экономикой. А я, как ребенок, разевал рот при виде наших достижений: боже праведный, вот она — первая отечественная электролампочка! Надеялся, вроде иных кретинов, что теперь, когда у нас построены основы социализма, все пойдет само собой. А на деле? Позаимствовали кое-что у капиталистов, и дальше ни с места!
Штефан положил ему руки на плечи и посмотрел тем тяжелым, сверлящим взглядом, который мало кто мог вынести.
— Павел, неужели перспектива занять директорское кресло так вскружила тебе голову? Как шулер, мечешь перед нами свою колоду: тут и реальные факты, и очевидная подтасовка. И этим ты думаешь нас обмануть? Чистая демагогия! И ты еще зовешься инженером...
— Был инженером и останусь им. Более того, в то время как вы, позабыв обо всем на свете, будете ночами напролет изобретать, творить в своих лабораториях, проверять на стендах и полигонах результаты, я, как ишак, не зная ни радости, ни удовлетворения, буду тянуть административную лямку. Зато вы — вы сможете трудиться без помех.
Испас и Попэ быстро переглянулись. В наступившей тишине было слышно только тяжелое дыхание Космы. Неловко улыбнувшись, Дан тихо сказал:
— Честное слово, никогда бы не подумал, что ты способен на самопожертвование. И когда ты менял цехи, как перчатки, я не разделял ни энтузиазма главного инженера, ни подозрений Штефана. Мне все казалось, что ты делаешь это из спортивного интереса. Но я был не прав. Оказывается, ты уже тогда знал, чего хочешь. А может, я и ошибаюсь — слишком все это неожиданно.
«До чего же доверчив и наивен наш Данчик! Наговори ему правильных слов — и он верит им, а не реальным фактам». Штефан тепло посмотрел на друга и, повернувшись к Косме, жестко сказал:
— Смотри, как ты растрогал Дана. Он ведь готов опять поверить твоим высокопарным словесам. А тебе-то хочется всего-навсего, чтобы и брюхо было набито, и сало в подполе осталось. Но меня ты не проведешь.
Давно уже почувствовал Штефан, что ошибался в Павле Косме. Поначалу он считал его легкомысленным человеком, живущим только сегодняшним днем. Но в академии это впечатление рассеялось. Заканчивая институт, Косма понял, что в науке ему карьеры не сделать, нужна другая стезя. Второй диплом должен был поелужить трамплином. А в академии он быстро сориентировался, понял, сколь важное значение приобрело для народного хозяйства управление на подлинно научной основе. Здесь он и нашел еще не распаханное поле.
— Ты поставил перед собой цель и идешь к ней с нулевым отклонением,— продолжал Штефан.— Ты уже воображаешь себя на вершине пирамиды, в основании которой кто-то работает, копошится... А ты руководишь железной рукой.
Косма что-то напряженно соображал, потирая лоб. Ответил не сразу:
— Ну и что? Каждый выбирает путь по сердцу. Ведь что ни говори, а ты, Дан, создан для исследовательской работы. А вот ты, Штефан, долго на заводе не задержишься — уйдешь на партийную работу. Ведь не случайно, как только мы вернулись на «Энергию», тебя избрали в партком. И правильно сделали, только там можно в полной мере использовать твои способности. Ну так что же плохого в том, что у меня свой путь, который хоть и отличен от ваших, но не менее полезен?
Вопрос повис в тяжелом, гнетущем молчании. Косма прикрыл глаза. Какая-то муха, противно жужжа, билась о матовое стекло висевшей над столом лампы. Дан встал, подошел к Косме.
— Пойми меня правильно, Павел, нельзя не согласиться со Штефаном. Наверное, я не способен заглянуть в твою душу так глубоко, как он. Но бескорыстным героем труда, жертвующим всем на благо родного завода, даже я тебя не представляю. Слишком ты честолюбив, чтобы отказываться от лавров, великодушие и скромность — не твой удел.
Косма сделал оскорбленное лицо.
— Ну вот, я вам душу нараспашку, а вы...
Дан посмотрел на Штефана с упреком: почему молчишь, ведь об одном и том же думаем. И тогда Штефан, хоть и болело у него сердце за Павла, сказал:
— Да, дружище, уж коли говорить начистоту... Какие мы, к черту, друзья, если не спросим откровенно:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123