неверная информация о плановых показателях, приписки, грубые нарушения финансовой дисциплины, кабальные контракты, стиль работы — назовем его авторитарным, чтобы не сказать сильнее; преследование людей за критику и за самостоятельность мышления, утверждение вредной концепции преимущества импортных материалов и оборудования; полное пренебрежение к творчеству как рабочих, так и инженеров-проектировщиков, деморализовавшее многих из них; грубые проявления волюнтаризма и демагогии... Пожалуй, довольно и этого. Доводы и факты, пункт за пунктом, излагаются в представленных документах. Они показывают и вмешательство руководства завода в партийную работу, что свело на нет руководящую роль коммунистов во всех звеньях и общественных организациях. Отрыв от масс, подкуп при помощи распределения премий, жилья, перевода на высокооплачиваемые должности — все это завело завод в тупик. А ведь в своей отрасли «Энергии» отводится важная роль. Возникает острейшая необходимость принять срочные меры, чтобы коллектив снова стал тем, чем он был в истории нашего города и уезда. И это должно быть сделано не сверху, а путем хорошо подготовленного обсуждения в цехах с участием всех шести тысяч рабочих. Чтобы каждый получил возможность предложить все, что считает полезным для исправления положения. Пусть дискутируют, критикуют, возражают друг другу, пусть обнажат корень зла. Только это позволит выправить обстановку как в организационном плане, так и в плане моральном. Вы знаете, какой резонанс вызвала публикация статей о заводе в газете «Фэклия»?
— Да, мне говорила Ольга Стайку.
— Очень хорошо. Но вот чего вы, наверное, не знаете: когда партком большинством голосов решил обсудить их в цехах, секретарь отменил это решение по указанию генерального директора, который имел на это право как член уездного комитета партии. Возглавляет парторганизацию верноподданный лакей Василе Нягу, которого рабочие прозвали «старичком-добрячком» за его полнейшую бесхребетность... А те номера «Фэклии» ходят из рук в руки, как листовки во времена подполья!
— Это очень серьезно — все, что ты рассказываешь. Но где же был Мирою? Почему ничего не знал Иордаке?
Штефан замолчал. Да, теперь он скажет все. И он продолжил, тщательно подбирая слова:
— Видите ли, товарищ секретарь, я подошел к третьему пункту, самому трудному. Много раз я спрашивал себя: как же могло все это происходить на наших глазах и, надо полагать, при нашем попустительстве? И тогда я подумал, что если такая исключительная ситуация сложилась на «Энергии», то вряд ли все в таком уж порядке на других предприятиях.
— Что ты имеешь в виду? — забеспокоился Догару.
— Многое. Во-первых, неточную информацию, которая к нам поступает, и не только с «Энергии». Где гарантия, что мы получаем и передаем по цепочке дальше действительно верные данные? Как правило, нас интересуют лишь общие плановые показатели. Анализ, который мы иногда делаем, недостаточно глубок и редко вскрывает реальные недостатки. Не всегда серьезно мы реагируем и на острые сигналы. Не говорит ли ситуация на «Энергии» о необходимости без всяких скидок проанализировать нашу работу с кадрами и общий ее стиль?
— Эти вопросы занимали меня и раньше, до самоубийства Пэкурару,— задумчиво произнес секретарь.— От ответственности нам никуда не уйти.
— Ведь и сам Пэкурару деликатно, с тактом говорит вам об этом в конце письма. Вот почему со всей убежденностью я формулирую третий вывод следующим образом: необходим серьезный пересмотр методов нашей работы. Люди не нуждаются в том, чтобы их мобилизовывали сверху эдакие вожди, любители показного, принудительного энтузиазма. Ни для кого не секрет, что Василе Нягу сформировал на заводе группу человек в тридцать и протаскивает ее на любое важное собрание. Шум, который они поднимают, помогает ему сбить людей с толку и проводить свои решения... Но я отклонился от темы. Вот вам вопрос: то, что происходит на «Энергии», известно главку, министерству и нам, уездному комитету?
— Ты считаешь, Иордаке знал о подтасовке данных?
— Более чем уверен, хотя и не могу доказать.
— И о конфликте Испаса с Савой, и о позиции Космы?
— Несомненно. Ведь именно ему Сава представлял свою докладную. Мне кажется, товарищ Иордаке не только был в курсе всех этих разногласий, но и благословлял их с высоты своего положения.
— В каких целях?
— В тех же самых, что и Косма.
— Ну а какие ему от этого выгоды?
— Поднять свой авторитет как секретаря и экономического отдела. Для него это сейчас очень важно — укрепить свои позиции в комитете.
Догару помолчал. Сказал с горечью:
— Может быть, ты и прав. Не исключено, что Иордаке метит выше. Ведь я приближаюсь к тому возрасту, когда обычно уходят на пенсию. А у нас, как в городе, так и в уезде, я далеко не всем нравлюсь.
— Вы сами понимаете, если главк прикрыл телеграмму, посланную Космой в Бонн, то там непременно должны быть люди, поддерживающие его. Без санкции министерства невозможно заключить и одного контракта, а тут целый ряд. Здесь речь не просто о приятельских услугах, это уже похоже на круговую поруку. Одно то, что план не учитывает острейших нужд нашей энергетики, говорит о многом. Вот почему я беру на себя ответственность заявить о необходимости строжайшей проверки: как мы выполняем решения съезда, не следуем ли слепо любому указанию того или иного передающего звена.
Догару бросил на Штефана пристальный взгляд.
— А не кажется ли тебе, товарищ Попэ, что мы, уездный комитет, в большой мере несем ответственность за сложившуюся ситуацию?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123