Значит, перед нами идея принципиально новая, оригинальная.
Когда комиссия ушла, проектировщики столпились вокруг Дана. Поздравляли его, пожимали руки друг другу. Франчиск Надь бросил клич, что такое событие надо отметить бокалом шампанского. Предложение было единодушно принято. Молчал только Испас — на душе было скверно. Все, что произошло здесь, казалось ему чудесным сном, но вместе с тем он чувствовал отвращение к самому себе: он считал, что предал Павла Коему, с которым худо-бедно проработал на заводе столько лет. Проработал честно, плечом к плечу. Сославшись на головную боль, он отказался от приглашения и, понурив голову, отправился домой. Внезапно подняв глаза, он с удивлением обнаружил, что стоит перед домом Августы. «Да, после всего, что случилось между нами, после наших ссор, я должен непременно зайти к ней. Наверное, это единственный человек, который поймет меня!» На одном дыхании он взбежал по лестнице. Перед дверью остановился, прислушался. Ясное дело, Августа не одна, у нее гости. Дан застыл. «Вот как, принимаешь гостей в то самое время, которое раньше предназначалось только мне? Значит, уверена, что я больше не приду. Ну так вот, я здесь!» Он трижды нажал на кнопку звонка. Послышались быстрые шаги Августы, ее рассерженный голос:
— Кто там как на пожар?
Дверь открылась, и она замерла на пороге.
— Ты? — Ей не удалось скрыть триумфа, мелькнувшего в глазах. — Прекрасно. У меня как раз товарищи, которые едут в Голландию. Заходи, думаю, ты со всеми знаком.
Дан вошел. Стулья были заняты, и Августа принесла табуретку из ванной. В кресле — его кресле! — сидел, развалившись, Пападаке, вице-председатель теннисной федерации, на стуле — чемпион Клужа Джикэ Гортуз, а на кровати — Августа. Перед ними стояли две бутылки коньяка и коробка с печеньем.
— Мне очень жаль, дорогой Испас,— грассировал Пападаке. — Если бы часа на три раньше, мы еще успели бы. А теперь слишком поздно — документы ушли в Бухарест.
Дан недоуменно посмотрел на него, но тут же понял: они решили, что он передумал и хочет поехать...
— Да нет, вы ошибаетесь,— хмуро сказал он. — Я же объяснял: мне нельзя оставить завод.
— Да уж, завод ему и мать, и жена, и друг,— не без ехидства заметила Августа. — Вне «Энергии» никого и ничего не признает. Так и останется холостяком до глубокой старости, если, конечно, завод даст ему возможность состариться. Никак не может понять, что нет на свете женщины, которая бы согласилась делить своего мужчину с кем бы то ни было еще, пусть даже с самим циклотроном.
Джикэ Гортуз наивно встал на защиту Дана:
— Не скажите, Августа. У каждого своя страсть. У нас, к примеру, спорт, у него — завод...
Пападаке молчал, но его маленькие барсучьи глазки быстро перебегали с одного на другого, на губах блуждала хитрая улыбка. В клубе, разумеется, не могли не заметить дружбы этой пары, которая явно выходила за рамки приятельских отношений. Ни у кого, правда, не было доказательств, однако ссора между Августой Бурлаку и Даном Испасом наверняка стала уже предметом разговоров и комментариев, пожалуй, даже сплетен, ведь такая эффектная женщина, как Августа, всегда была в центре мужского внимания.
Августа прищурилась — признак сдерживаемой ярости,— резко бросила, словно бичом стегнула Дана:
— В таком случае зачем же ты пришел сюда?
Мгновение Дан не знал, что ответить, но неожиданно нашелся:
— Мне позвонил профессор Антон Димитриу и попросил отрецензировать одну кандидатскую работу. Говорит, это ты подсказала мою кандидатуру. Текста я до сих пор не получил и вот подумал, не у тебя ли он.
Августа взглянула на него с некоторым сомнением.
— Работа Пуйю Иордаке? Да, она у меня. Но я не знала, что должна передать тебе свой экземпляр. Подожди, я поищу ее, мне, право, некогда ею заниматься. — Она покопалась в ящиках стола, извлекла обыкновенную ученическую тетрадку и протянула Дану: — Пожалуйста. Блестящее произведение! Желаю приятного чтения.
Дан коротко попрощался и вышел. А когда спускался по лестнице, подумал: «Не сон ли все это? Двое мужчин в комнате, где они с Августой были только вдвоем! И коньяк на столе. И злой, чужой взгляд...»
Он шел домой во власти тяжелых переживаний. Нет, это не оскорбленное достоинство, не удар по мужскому самолюбию, просто-напросто он не верил, был не в состоянии поверить, что его Августа могла вот так из упрямства и тщеславия разрушить все то, что было им дорого, что связывало их в течение стольких лет. «А может, это дорого только мне? — размышлял Дан. — Откуда такая внезапная вспышка гнева? Или, быть может, она слишком долго подавляла в себе обиду, раздражение, и вот теперь все, что скопилось в ее душе, привело к этому взрыву? Или же она пошла ва-банк в надежде, что я сдамся, уступлю, превратившись в послушного щенка?»
Домой он пришел поздно, разбудил стариков. Мать сказала, что звонила Ольга Стайку.
«В самом деле, как же я мог забыть? К кому мне пойти за советом, как не к старым своим друзьям — Штефану, Санде и Ольге?» Он набрал домашний телефон Космы. Но никто не ответил. «Что это с ними? Ни Павла, ни Ольги в такой поздний час...» Позвонил в редакцию. Дежурный сказал, что Ольга ждет его звонка и просила соединить прямо с наборным цехом. Через несколько мгновений он услышал голос Ольги:
— Это ты, Дан? Мне нужно тебя увидеть.
— Я могу подъехать — в редакцию или к вам?
— Нет, Данушка, «нас» больше не существует.
— Не надо так шутить, Ольга!
— Ошибаешься, дружок, я не шучу. Давай так сделаем: у меня служебная машина, дождусь сигнального номера и сама махну к тебе. Тебя я своим визитом не скомпрометирую, ты у нас холостяк, а о моем моральном облике теперь заботятся лишь кадровики из уездного комитета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123