Догару не перебивал, не поглядывал на часы, не барабанил пальцами по столу — подперев голову, внимательно смотрел на собеседника. «Ох и разделает же он меня под орех»,— вдруг пронеслось в голове у Штефана. Но когда он умолк, «первый» глубоко вздохнул, откинулся на спинку стула и серьезно сказал:
— Я тебя понимаю. Тоска по родному заводу — через это довелось пройти и мне. До сих пор еще тоскую по своей шахте. Ничего, со временем привыкнешь. Ты очень точно уловил присущую нашей работе опасность пустого краснобайства, бюрократизма. Мы любим рассуждать о проверке теории практикой, а на деле частенько сами не прочь спрятаться за громкой фразой, отвернуться от немого, но убедительного языка фактов. Что я могу сказать? По призванию ты инженер. Но хороших инженеров у нас уже немало и скоро будет еще больше. А вот с партийным активом дела обстоят по-другому. В работе с людьми, дорогой мой товарищ, точность нужна инженерная. А какие масштабы! Ответственность какая! И выдерживают далеко не все: одни дряхлеют морально, другие выдыхаются, кое-кто деградирует, вкусив власти. К сожалению, есть еще в партаппарате люди случайные. Да ведь ты-то не из них. Иначе ты бы так не мучился. Честно скажу, много еще проблем предстоит нам решить. Величие задач, стоящих перед нами, обязывает каждого партийного работника стать настоящим профессионалом в своей области. И ты брось эту «ностальгию», засучивай рукава. Легких успехов и спокойной жизни не обещаю. Но, как я понимаю, ты их и не ищешь...
Редкие встречи Штефана и Дана превращались в настоящие праздники. Они регулярно писали друг другу, обменивались новостями, идеями, советовались. Когда Дан вернулся в родной город, супруги Попэ стали самыми желанными гостями в его доме, а маленького Петришора доамна Испас баловала как могла. Воспоминаний о Косме друзья избегали. Тем временем Павел был назначен одним из директоров, а затем и генеральным директором завода «Энергия». Но странно: чем больше отдалялись Штефан и Дан от Павла, тем крепче становилась дружба Санды и Ольги...
— Алло, Косма слушает,— ответил хриплый, чужой голос.— Кто говорит?
— Это я, Штефан Попэ...
— Ты? Богатым будешь, не узнал. Да и не ждал твоего звонка.
— Мне надо с тобой поговорить, Павел.
— Ну, раз уж ты такой деловой,— настороженно усмехнулся Косма,— приходите завтра с Сандой.
— Завтра? — удивленно переспросил Штефан.— Но ведь завтра похороны вашего главного бухгалтера. Если я не ошибаюсь, Санда в комиссии от общественных организаций. А ты разве не придешь?
Последовала долгая пауза. На обоих концах провода мужчины выжидали. Потом Косма тяжело вздохнул — надо было что-то отвечать.
— Ни в коем случае. Речь идет о самоубийстве — факте, недостойном коммуниста. Тем более что причины еще не выяснены. Люди могут подумать, что я одобряю этот поступок. Нет, решительно нет! Кстати, в последние годы мы находились в отношениях, которые оставляли, так сказать, желать... Он стал невыносим. Эта старческая привычка брюзжать, поучать всех без разбора. И с законом у него было не все в порядке. Насколько мне известно, начато серьезное расследование, которое не ограничится одним только нашим заводом.
— А ты не в курсе дела?
— В детали я решил не влезать, а то еще скажут, что оказываю давление. Все-таки наш человек, с «Энергии», а заводом руковожу я, и за все несу личную ответственность тоже я.
— Верно! Но о причинах-то хотя бы догадываешься?
— Дошли кое-какие слухи. Но я не из тех, кто верит нашептываниям, подожду итогов расследования.
Штефан поколебался мгновение и, вспомнив совет первого секретаря, мягко, доверительно, стараясь не обидеть Павла, сказал:
— Понимаешь, какое дело, этим случаем поручили заниматься мне. Косма помолчал, а когда заговорил, голос его был тусклым, разочарованным.
— М-да! Это другое дело. Ну что ж, где, когда и как ты хотел бы повидаться?
— Если ты не против, я мог бы зайти в понедельник утром на завод.
Косма закашлялся. Он никак не мог совладать с собой. Потом подчеркнуто иронично сказал:
— К вашим услугам, товарищ Попэ.
— Что с вами, товарищ Косма? — в том же тоне спросил Штефан.— Вы, генеральный директор крупного предприятия, член уездного комитета партии,— и вдруг к услугам какого-то рядового инструктора.
Косма нервно засмеялся.
— Ну ладно, ладно, дружище. Мы тоже на производстве не лыком шиты, понимаем кое-что.
— А именно?
— Что один наш старый друг скоро будет назначен заведующим экономическим отделом...
— Первый раз слышу,— жестко ответил Штефан, а сам подумал: «Откуда, черт возьми, прознали, ведь и решения-то еще нет! Беспроволочный телеграф, да и только!»
— Будет тебе,— продолжал тем временем Павел.— А если и в самом деле не знал, так тем лучше для тебя: новость врасплох не застанет, обдумаешь все хорошенько, а там, глядишь, и откажешься. Экономический отдел — это не шутка.
«Вот уж ты обрадуешься!» — пронеслось в голове Ште-фана. И он как ни в чем не бывало заключил:
— Ну, всего доброго, до понедельника.
Казалось, воскресенье не кончится никогда.
Санда убежала на завод еще затемно. Выпив свой кофе с молоком, Петришор безропотно засел за уроки. Заметив подозрительный взгляд отца, буркнул:
— Ничего я не натворил и никому не замасливаю глаза, как ты говоришь. Просто хочу потом поиграть с ребятами и сходить в кино. Ладно?
— Жаль, но я не смогу.
— А я тебя и не звал,— обиделся сын, глядя в сторону.— Это чтоб ты знал, где я буду. А то надоели мне всякие истории...
— На кого же ты меня бросаешь...
Мальчуган опешил, часто заморгал. Потом изобразил великую думу, в глазах вспыхнул лукавый огонек, и он покровительственным тоном произнес:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123