Ольга побледнела. Однако тут же совладала с собой.
— Значит, они могут стать частью нашей подборки? Можно их приобщить к нашим материалам?
— И да, и нет. Это будет зависеть от того, как развернется обсуждение в Бухаресте.
— Об этом мы узнаем только через несколько дней, а публикация должна появиться как можно быстрее.
— Знаю,— спокойно ответил Наста. — Но в вашем материале должны говорить люди, а не документы. Каждый высказывает свои мнения и предложения. Или, может, я неверно понимаю, что такое социологический опрос?
— Наоборот, вы очень хорошо понимаете. В этой двойной бухгалтерии — ключ к пониманию проблемы. Ведь, судя по всему, все ниточки ведут к Павлу Косме. — Словно тень легла на ее лицо, руки не находили себе места.
— Не только,— сказал внимательно наблюдавший за нею Наста. — Если бы дело было только в Косме! Беда в том, что генеральный директор окружил себя шайкой бездарей, очковтирателей и махинаторов. И, насколько мне известно, эта компания действует не только на нашем заводе, их следы появились и в других местах. Вот почему проблема обрела такую остроту. Самые хорошие планы, идущие из центра, самые важные директивы, самые толковые указания останутся пустыми словами, если в первую очередь мы, руководители среднего звена: директора, главные инженеры, начальники цехов, мастера,— если мы сами не продумаем и не осмыслим их как свои собственные и не будем последовательно проводить их в жизнь, разумно учитывая местную специфику.
— Значит, в этом и есть искомая общая идея?
— По-моему, да. А теперь мое мнение о ваших материалах. Журналисты, безусловно, поработали не зря. В основном картина соответствует истине, но есть и ошибки. Поэтому я предлагаю...
Разговор затянулся. У Ольги кончился блокнот, и она попросила новый. Вдвоем они систематизировали ответы, договорились, что стержневой темой анкеты будет проблема новой специализации завода, решать которую необходимо по двум направлениям: укреплять материально-техническую базу путем создания собственного оригинального оборудования и развивать исследования в «белом доме».
Дед Панделе поднялся, едва стало светать. Походил по двору, подправил цветочные клумбы и занялся подготовкой к предстоящей зиме: сгребал в кучи опавшие листья, которых становилось все больше, поджигал их, и они подолгу тлели, окуривая сад едким голубоватым дымом. Работал он умело, каждое движение рассчитано — как-никак всю жизнь у станка,— но думы были далеко: Василе, отправляясь в Бухарест, обещал, что не будет больше молчать, что раскроет секрет «двойной бухгалтерии». «Только бы не струсил в последний момент, а то как увидит взъярившегося Коему, так язык у него сразу к нёбу прилипнет. Ну что за парень вырос! Ведь его, только попросит слова, срежут запросто: этого нет в повестке дня! И все... Не знаю, в чем я оплошал, но с той поры, как нет Тинки, ох как нелегко ладить с детьми. Другие они какие-то, совсем на нас непохожие...» — так размышлял старик, размахивая метлой.
Старший его сын, Иким, много лет назад подался в Хунедоару. Стал мастером-плавильщиком, обзавелся кучей детишек, ну и, конечно, забот выше головы. Пришлет к Новому году открытку, и на том спасибо. Второй сын, Андрей, взял в жены агрономшу и осел где-то на севере Молдовы. Лучшим фельдшером в округе слывет, и семья дружная, трое детей. Тоже вечно занят, редкая весточка от него доходит. Так уж, видно, на роду у Панделе написано — доживать век при последышах своих. Он-то все надеялся, что Василе станет в конце концов образцовым служащим, даже с его тайным сожительством с Мариетой Ласку смирился. Большие надежды возлагал он и на Ралуку. Смышленая, волевая, боевитая — вся в отца. Порою даже не в меру сурова. «Со временем это у нее пройдет,— успокаивал себя Панделе. — Такова уж нынче молодежь». Очень нравился ему Ликэ, привязался к парню всей душой и никак не мог смириться с тем, что Ралука дала ему отставку. Улыбка, которой Ликэ отвечал на любую обиду и каприз Ралуки, словно говорила: «Пусть я рыжий, пусть веснушчатый, пусть не умею танцевать, но от меня ты никуда не уйдешь».
Только дед собрался в дом — попить водицы из холодильника,— как появилась Ралука. Подбежала к нему и давай сыпать вопросы:
— Где Василе? Зачем поехал? Что он собирается делать? Кто его послал? А ты! До седых волос дожил и не можешь сына приструнить?
Дед Панделе взял ее за руку и потащил к дому. Налил себе кружку холодной воды, выпил одним махом, нацедил и дочке.
— На, остынь малость!
Но Ралука оттолкнула кружку, и вода выплеснулась на пол. Не говоря ни слова, Панделе сходил за тряпкой, вытер лужу. Делая вид, что не замечает дочку, прошел из сеней в дом. Ралука сбросила босоножки, шагнула вслед.
— Почему ты не отвечаешь?
Панделе смерил ее взглядом, сказал жестко:
— Я, видишь ли, давно вышел из комсомольского возраста и не состою у тебя под началом. Я твой отец, если ты еще не забыла, и мне самому давно уже пора задать тебе кой-какие вопросы.
В глазах девушки вспыхнули искры.
— А я не отцу вопросы задаю, а коммунисту, который, как мне известно, был всегда честен до мозга костей.
— Ив чем же ты упрекаешь этого честного коммуниста?
— В том, что он принимает участие в недостойном заговоре с целью дискредитировать одного из самых талантливых, самых замечательных людей, каких только я знаю.
Панделе не спеша уселся в единственное кресло, стоявшее в комнате. Он не торопился: разговор трудный, а нервы у дочери на пределе.
— Догадываюсь, кто этот замечательный человек, я нашел его фотокарточку. Не думай, нет у меня привычки рыться в чужих вещах, я просто прибирался в доме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123