Кристина первая обратила на это внимание и спросила Догару. Он, естественно, ничего не знал. Девочка была явно расстроена. Ночью спала плохо. Забеспокоился и Догару. Но что он мог сделать? К утреннему чаю вышел один Косма. Что-то сказал дежурной, та кивнула и пошла на кухню. И снова — Догару и глазом не успел моргнуть — девочка уже стояла перед Космой.
— Что случилось с доамной? Она плохо себя чувствует?
Косма поднял тяжелый взгляд, тупо посмотрел перед собой и глухо проворчал:
— А тебе что за дело?
Но Кристина не испугалась, взяла его за руку и тихо сказала, заглядывая в глаза:
— Зачем вы так? Даже если я маленькая, честное слово, не заслужила. Жалко, не знаю, в каком вы номере, а то бы пришла ее проведать.
Косма молчал, прикусив губу. Потом, пересилив себя, ответил:
— В двадцать втором.
Больше часа ждал Догару возвращения Кристи. Наконец она появилась. Глаза были грустными.
— Прости, папа. Я была с доамной Ольгой. Ей нехорошо. Она боится.
— Чего?
— Родов. Но она ничего мужу не говорит, потому что он и так напуган.
— А почему она не уезжает в Бухарест?
— Вчера был врач и сказал, это опасно. Советовал не двигаться.
— Хорошо, пей чай. Остыл совсем.
— И еще кое-что, папа. Она просила передать тебе письмо, но только когда мы будем в номере.
Догару был изумлен, но ни слова не произнес. Когда они поднялись в комнату, Кристи вручила ему конверт, взяла в руки плащик и попросила:
— Можно я погуляю немного? Ты не обидишься? Догару подошел к девочке, погладил ее блестящие волосы, взял ладошку в свою руку и сказал:
— Тебе незачем уходить, доченька. От тебя у меня нет секретов. В самом деле, мне очень нравится Ольга. Я высоко ее ценю и уважаю. Но в ее письме не может быть ничего такого, чего мы не могли бы прочесть вдвоем. Давай откроем его вместе.
В конверте оказался конверт поменьше, адресованный Ольге, и записка. Догару прочитал ее вслух.
Уважаемый товарищ Догару, вчера я получила письмо, которое прилагаю. Автор его, товарищ Дамаскин, является ответственным секретарем «Фэклии». Пожалуй, было бы лучше добавить — пока. Нет, ничего предосудительного он не совершил. Возможно, я не все поняла в его письме. Но оно в своем роде крик отчаяния. Зная, где Вы теперь работаете (мне сказал Дору Попович), я подумала, что Вы тот самый человек, к которому я могу обратиться за помощью. Повторяю: Дамаскин — человек безупречной честности, скромный, но умеющий постоять за правое дело. Впрочем, полагаю, это для Вас не новость: это он вместо меня участвовал в том самом заседании уездного комитета. Несколько дней назад ему исполнилось сорок лет. В печати трудится уже два десятилетия. Пожалуйста, прочтите, что он пишет, а потом искренне скажите мне, правильно ли я сделала, передав его письмо Вам.
С наилучшими пожеланиями Ольга Стайку
Догару взглянул на Кристину. Девочка напряженно слушала, но не просто с любопытством, свойственным ее возрасту,— в ее взгляде была какая-то странная боль, сострадание, жалость, горечь и еще что-то такое, чего Догару не понимал.
— Ну вот видишь, Кристи, обычные проблемы Человека-паука.
Девочка подошла к нему вплотную, встала на цыпочки и заглянула в самую глубину глаз.
— Так уж тебе на роду написано, папа. Людей на свете много, а таких, как Человек-паук, можно по пальцам пересчитать. Они всегда делают людям добро, вот только жаль — не могут поспеть всюду. Я очень рада, что ты у меня такой. Кто еще может похвастаться, что его отец — Человек-паук? Особенно из тех ребят, с которыми я была... Ведь большинство из них были не виноваты: они не понимали, что делают, или их заставили. А некоторых просто оскорбили, оклеветали взрослые, они из-за отчаяния все и натворили...
В первый раз Кристина вспомнила о годах, проведенных в исправительной колонии. Он в свое время зарекся задавать ей какие-либо вопросы, старательно обходил в разговоре эти темы, замечая, что девочку бросает в дрожь даже от самого мимолетного воспоминания о прошлом. А теперь она сама вдруг заговорила об этом с непостижимым спокойствием, и только ее глаза, устремленные куда-то вдаль, выдавали недетское волнение.
— К чему эти воспоминания, доченька? Кристина резко обернулась.
— А разве лучше все забыть? Ты же сам твердишь всем: не забудьте, не забудьте... Зло нельзя забывать. Почему же я должна стать исключением?
— Ты мое дитя. Единственное. И я буду ограждать тебя от любой напасти, ведь сама ты еще не научилась защищаться.
— Когда-нибудь, может, и научусь. Догару покачал головой:
— Нет, Кристи. Лучше оставайся как есть. Чистой в мыслях и поступках. Даже если жизнь у тебя сложится не очень легкая... Но я думаю, что чистота — это высшая мудрость, и ты всегда сумеешь распознать, какие капканы расставлены на твоем пути, какие горести тебя ждут.
— Да, папа. Но я знаю, что жизнь приносит еще и радости. Вот как однажды пришел ты, и я поняла, что «Человек-паук» — это не сказка. Я узнала тетю Санду, дядю Штефана. Теперь Ольгу. Я уже больше не одна-одинешенька на свете. Если вы со мною, чего мне бояться?
Догару улыбнулся, подал ей шапочку — на дворе было холодно — и предложил пойти погулять.
— А Человек-паук пока возьмется еще за одну проблему, она ведь ждать не может. Смотри, сколько здесь страниц.— И он углубился в чтение.
Дорогая Ольга, пусть тебя не смущает это обращение. «Дорогой» ты была не только для меня, но и для всей нашей редакции, такой остаешься и теперь в нашей памяти. Нам тебя очень не хватает. Хотя на Дору грех жаловаться, но похоже, что после твоего отъезда в редакции вновь воцарилась атмосфера расхлябанности, игры в формальную оперативность и эдакого парадного оптимизма, которая всем нам так обрыдла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123