Подъезд старого дома окутывал холодный полумрак. Дверь квартиры не открылась. Конечно, это тебе не деревня, хотя и там по вечерам люди двери запирают да окна занавешивают — как в те страшные годы, когда не знали, кто да когда притащится. Она подергала за ручку и услышала шум, музыку. Тогда постучала костяшками пальцев. Ведь точно "не заблудилась, в свете фонаря хорошо разглядела и название улицы и номер дома, да и шедшая навстречу женщина подтвердила: «Точно, точно, вон в окне свет горит». Почему же никто не открывает? Опять побарабанила, потом ударила кулаком.
— Кто-то к нам ломится, погляди,— незнакомый голос ошарашил Матильду; видать, в доме гости, а она тут рвется в дверь.
Дверь открылась, и молодой мужчина в выбившейся из брюк рубашке мотнул лохматой головой.
— Заблудилась, бабуся. Ауфвидерзейн! — ухмыльнулся и захлопнул дверь так, что загремело во всем подъезде.
Матильда растерялась, но тут же пришла в себя. Нет, она не отступится, не выспросив да не разузнав. Такую дорогу ехала, весь город пешком обошла, пока отыскала... Побарабанила. Немного погодя посильнее стукнула по двери.
— Совсем сдурела старуха.
— С лестницы ее спусти! Бродят тут всякие...
— Бабуся, давай по-хорошему, а то...
Матильда торопливо спросила:
— Саулюс Йотаута... Я Саулюса Йотауту ищу.
Дверь открылась шире, но парень, пошатнувшись,
загородил проход.
— Саулюса?.. А на что он тебе, бабуся? Никак пригласил позировать? — Захохотал, попятился и стукнул кулаком по двери в конце коридорчика: — Вы там еще живы? Саулюс, вылезай!
Матильда издали глядела на дверь, перед которой стоял парень.
— Саулюс, вылезай из постели, а то бабуся не станет ждать и погибнет твой гениальный замысел...
Скрипнул ключ, и из темноты появился взлохмаченный Саулюс.
Матильда вошла в коридорчик.
Саулюс поднял руку к глазам, встряхнул головой.
«Неужели это мой сын, о господи! — вдруг усомнилась мать.— Не лучше ли повернуться да уйти, ведь это точно он, Саулюс. Я не ошиблась, когда постучалась в эту дверь».
— Ты сейчас думаешь начинать ее портрет?..
Саулюс со злостью повернулся к приятелю.
— Перестань, Альбертас! Отойди.
— Ну и личность же ты.
— Хватит! — рявкнул Саулюс.
Дверь, из которой появился Саулюс, снова приоткрылась, из нее выглянула девушка и торопливо запахнула халат на голой груди.
— Саулюкас, не связывайся,— томно сказала она.
В дверях соседней комнаты, откуда доносилась музыка, стояли парень и девушка с сигаретами в зубах.
Саулюс развел руками, ссутулился, посмотрел на приятелей, на мать, опять на приятелей. Окруженный со всех сторон, он как бы звал на помощь. Казалось, вот- вот закричит: «Помогите мне!» Но тут же совладал с собой, выпрямился, засунул руки в карманы брюк.
— Это моя мать.
Тут же исчезла в дверях темной комнаты девушка, лица приятелей вытянулись. Первым спохватился весельчак, которого Саулюс назвал Альбертасом.
— О соле мио! Нежданная гостья, а я-то подумал... Пардон. Тысячу раз пардон. Пожалуйте в комнату, бабушка.
Не чуя себя, Матильда мимо Саулюса вошла в комнату.
— Да, я мать,— сказала спокойно, но почему-то не смогла произнести имя сына.
— Надо было заранее сообщить, бабушка.
— В незнакомом городе трудно.
— Позвонить могли. Или письмо...
— Устали, наверно?
— Мы тут немножко...
— Присаживайтесь, пожалуйста.
Она слышала слова, но ей было все равно, кто их произносит, она даже глаз не подняла на беспокойно переминающихся приятелей Саулюса. Видела пустые бутылки на столе, пустые бутылки и стоптанные окурки на полу. На электроплитке у стены стояла алюминиевая кастрюля в потеках кофейной гущи. Воздух был спертый, душный, и мать, пройдя к окну, попробовала открыть его. Подскочил Альбертас:
— Пардон.
Голова кружилась, и мать прислонилась к подоконнику; ей стало страшно, что она упадет, именно сейчас упадет.
— Может, в мою комнату перебазируемся, ребята? — позвал Альбертас.— Тут пускай Саулюс с бабушкой.
Они гурьбой повалили в коридорчик, но еще долго за закрытой дверью был слышен галдеж и какие-то шорохи.
— Присаживайся, мама,— попросил Саулюс, а сам развалился на стуле.
Матильда долго глядела на сына, на его пьяное обрюзгшее лицо, трясущиеся губы. Потом сделала несколько шагов, широко размахнулась и ударила его по щеке. Саулюс вскочил, стиснул зубы.
Мать отшатнулась, задела ногой бутылку, и та со звоном покатилась по полу.
Саулюс уселся. После долгого молчания спросил:
— Зачем ты приехала?
Матильда сидела, положив руки на колени, поглаживая одной рукой другую; гладила их ласково, с чувством. Ведь больше некому их погладить. Да и им погладить некого.
— Думала, память о родном доме тебе привезу.
— Зря ездила в такую даль.
— Ты даже и во сне его не видишь?
— Хотел бы видеть.
— Как же ты жить будешь, если родной дом?..
— Проклятый дом,— швырнул он страшные слова, как в то лето, когда ушел из дому, даже не обернувшись.— Проклят он, лучше не думать.
Матильде хотелось бы вырвать, с корнями вырвать ненависть сына. Как же она разрослась, если за столько лет не затихла! А ведь он повторил слова папаши Габрелюса, сказанные перед уходом... Саулюс не слышал их, и она ему об этом не рассказывала, но почему так сходно звучат эти слова: «Проклятьем помечен этот дом...» Неужто ее горе и кровь Казимераса не смыли это проклятье? Неужто нужна жертва больше? Кто принесет ее? Саулюс? Господи, он только грубить умеет. Бутылками мостит свою дорогу.
— Твоя эта комната?
— Пока.
— А там? — показала она головой на стенку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148