Никакой дисциплины не было бы. Многие могли броситься к шлюпкам, и большинство из них погибло бы. Другие наверняка проникли бы в винный погреб и пьянством еще больше усугубили ужас происходившего,— короче говоря, ничто не могло бы привести людей в чувство, и, вероятно, все поплатились бы за это жизнями. Благодаря самообладанию второго рулевого, Филиппу удалось избежать этой опасности. Ведь капитана нельзя было принимать в расчет. Матросы то и дело натыкались на солдат, которые им только мешали, но все же добросовестно выполняли свои обязанности. Филипп, видя, что работы наладились, спустился на нижнюю палубу, чтобы ободрить пассажиров, и многие из них сразу же успокоились.
Было пропилено новое отверстие, в которое просунули еще один шланг, и стали подавать через него воду от второй помпы, но пожар все равно усиливался. Гарь и дым проникали через щели и проделанные дыры очень интенсивно, что говорило о ярости бушевавшего внизу огня. Филипп отослал на корму детей и их родителей. Картина была ужасной, и у Филиппа навертывались на глазах слезы, когда он видел плачущих женщин, прижимавших к груди детей. Командовавшие солдатами офицеры были молоды и к тому же слабо или совсем не знали своего дела. Это лишало их авторитета, ведь в чрезвычайных ситуациях люди повинуются только тем, кто знает больше, чем они. По просьбе Филиппа оба офицера остались с женщинами и детьми.
Приказав, чтобы женщины и дети оделись как можно теплее, Филипп снова направился на бак к работавшим там матросам. Те начали уже уставать. Многие солдаты выразили готовность поработать на помпах, и их помощь была охотно принята. Но все предпринятые усилия оказались напрасными. Через полчаса с громким треском лопнули крышки люков и плотные облака дыма с длинными языками пламени взметнулись вверх, поднявшись выше грот-мачты.
Раздались испуганные крики женщин и детей, а бросившиеся в ужасе от лизнувшего их пламени в разные стороны матросы и солдаты еще более усилили общее замешательство.
— Спокойнее, ребята, спокойнее! — закричал Филипп.— Пока еще не так опасно! Не забывайте, что у нас есть шлюпки, и мы можем быстро соорудить плот! Коль нам не удастся погасить огонь и спасти судно, то мы сумеем, оставаясь спокойными и хладнокровными, не только спастись, но и выручить из беды каждого из находящихся здесь. За дело, ребята! Исполним наш долг! Наше спасение — в наших руках! Не будем терять времени! Плотник! Обрубить крепежные канаты! Остальным спустить шлюпки и соорудить плот! До берега едва ли будет около десятка миль. Крантц! Позаботьтесь о рулевых на шлюпках! Вахта, за мной! Будем спускать балки и бревна! Пожарным принести сюда канаты для связки плота! Смелее, ребята! Света достаточно, чтобы работать без фонарей!
Филипп в шутку заметил, что света довольно. И люди повиновались. Пламя теперь поднималось выше мачт и слизывало с них такелаж языками, похожими на вилки. Треск огня и опустошение, приносимое им, подтверждали, что времени терять нельзя. На нижней палубе скопилось так много дыма, что оставаться там уже никто не мог. Несколько больных, лежавших на койках, давно задохнулись, о них все позабыли. Море успокоилось, ветра не было. Вырывавшийся из трюма дым клубами поднимался отвесно вверх, и это было счастьем, что корабль потерял ход. Вскоре были спущены шлюпки. Из досок, реев, брусьев и бревен соорудили плот, на который уложили все решетки и крышки от люков, чтобы на них разместились терпящие бедствие. Душа Филиппа исполнилась надеждой, что многим, кто был с ним, все же удастся спастись.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Между тем далеко не со всеми трудностями удалось справиться. Огонь захватил среднюю палубу и вырывался теперь из всех люков и щелей. Собранный вдоль борта плот пришлось отвести на корму, хотя там волнение моря было больше. Работы затянулись. Огонь все усиливался. Рухнула объятая пламенем грот-мачта. Пламя лизало фальшборт, и дым так. плотно застилал среднюю палубу, что находившиеся на ней люди задыхались. Пробраться на бак стало невозможно. Все переместились на корму.
Плот построили лишь к четырем часам утра при беспрерывной работе всей команды. Вслед за женщинами с детьми на плот по шторм-трапам спустились солдаты. При этом некоторые из них сорвались, попали под киль и на поверхности больше не появились. Большинство же благополучно перебралось на плот, где всем руководил Крантц. Чтобы никто не напился, капитан Ба-рентц, по совету Филиппа, с пистолетом в руках отгонял от винного погреба всех до тех пор, пока средняя палуба не заполнилась удушливым дымом.
Огонь уже проник на корму и вырывался из окон кают с такой силой, что ничто уже не могло его удержать. Пламя длинными, в несколько футов, языками охватило корабль, и оставшиеся на палубе солдаты оказались в кольце огня. В мгновение ока сгорели шторм-трапы. Шлюпки и плот были вынуждены отойти от судна, так нестерпимы были жара и дым. Филипп взывал к несчастным, не его на борту не слышали. Создалось такое положение, когда другой возможности спастись, кроме как прыгать за борт, причем поодиночке, не было. Но за борт разом прыгнуло более тридцати человек, и одновременно извлечь всех из воды не удалось, хотя даже женщины протягивали тонущим свою одежду, чтобы втянуть их на плот. Из восьмидесяти человек, оставшихся на судне, так или иначе спаслись лишь двадцать пять. Филипп, капитан и еще несколько матросов оставались на горящем судне почти до самого последнего момента. Капитан Барентц задыхался от дыма, но все же что-то пробормотал в защиту «Святой Катарины». Канат, удерживавший плот у корабля, был обрублен и перекинут на шлюпки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101