С этой реликвией, а это действительно реликвия, и я всегда ношу ее с собой, меня связывает тайна, в которую посвящены лишь моя жена и два священника.
— Ну, если эта тайна известна священникам, то ее наверняка можно доверить и другу,— снова возразил Крантц.— Что на свете может быть священнее дружбы?
— У меня такое ощущение, Крантц,— Филипп взглянул на него,— что поведав тебе о ней, я принесу тебе несчастье. Откуда это предчувствие, я не знаю, но я ощущаю его. Это уж точно! А мне этого очень не хотелось бы, мой дорогой друг.
— Значит, вы не хотите воспользоваться моей преданностью? — разочарованно произнес Крантц.— Но уж коль мы рисковали вместе жизнью, так разделите со мной и все ваши тревоги!
Многие люди знают, что страдания притупляются, когда их утешают. Поэтому не стоит удивляться, что Филипп почувствовал в Крантце человека, которому можно излить душу. Он начал свой рассказ, не потребовав с Крантца обета молчания, справедливо полагая, что тот все равно сохранит его тайну, и в течение дня, когда плот несло мимо пустынных островков, поведал ему свою историю.
— Теперь ты знаешь все,— заключил Филипп.— И что ты думаешь обо всем этом? Веришь ли ты в эту удивительную историю или полагаешь, что она просто-напросто плод фантазии?
— Нет. Я твердо убежден, что это не фантазия,— отвечал Крантц,— поскольку я тоже располагаю некоторыми доказательствами, подтверждающими правдивость вашей истории, ведь я сам не раз видел призрачный корабль. И если ваш отец приговорен блуждать призраком по морям, то ничего удивительного в том, что вы избраны спасти его мятежный дух. Я верю каждому сказанному вами слову, и лишь теперь мне понятны ваши прежние поступки и настроения. Может быть, кто-либо посочувствовал бы вам, а я завидую.
— Завидовать? Мне? — удивился Филипп.
— Да. Я бы с радостью принял вашу судьбу, если бы это было возможно. Разве это не прекрасно — быть призванным для исполнения столь возвышенного долга? А закончится ваше плавание смертью, ну и что ж из того? А разве не смертью завершаются все наши земные мимолетные и ничтожные устремления? Поистине, Вандердекен, я завидую вам.
— Ты размышляешь и говоришь, как Амина,— проговорил Филипп.— У нее такая же живая и горячая душа. Она тоже горит желанием пообщаться с призраками с того света и поговорить с бесплотными духами.
— А что тут такого? — отвечал Крантц.— Моя история, а вернее, история нашей семьи располагает преданиями, доказывающими, что такое общение не только возможно, но и позволено Всевышним. А ваш рассказ, которому я поверил, только подтверждает это.
— В самом деле, Крантц?
— Я не лгу. Но об этом в другой раз. Уже темнеет, и нужно добраться до безопасного местечка. Вон та бухточка кажется мне вполне подходящей.
Перед рассветом поднялся сильный береговой бриз, вызвавший большую волну. Продолжать плавание стало невозможно, и им ничего иного не оставалось, как вытащить плот на берег, чтобы его не разнесло в щепки прибоем.
Воспоминания об Амине кружились в голове Филиппа. Глядя на поднятую бушующими волнами пену, в которой искрилось солнце, он воскликнул:
— Океан! Не у тебя ли моя Амина? Если это так, верни мне ее, хотя бы мертвую! Но что это? — продолжал он, указывая на темное пятнышко на горизонте.
— Парус какого-то суденышка,— отвечал Крантц,— которое гонит ветер и которое намеревается укрыться в этом уголке.
— Ты прав. Это парус, парус одной из тех пирог, что можно часто встретить в этих водах. Как же ее мотает на волнах! Судя по всему, она с людьми.
Пирога быстро приближалась и вскоре вошла в бухту. Парус на ней спустили, и она проскользнула сквозь прибой.
— Если туземцы настроены враждебно, нам с ними не справиться,— заметил Филипп.— Но скоро мы узнаем, что нас ожидает.
Туземцы не обращали внимания на Филиппа и Крантца, пока не вытащили пирогу на безопасное место. Затем трое с копьями в руках подошли к ним, но без видимых враждебных намерений. Один из подошедших спросил на португальском языке, кто они такие.
— Голландцы,— последовал ответ Филиппа.
— Вы с потерпевшего бедствие корабля?
— Да.
— Тогда вам нечего бояться. Если вы враги португальцев, вы — наши друзья. Мы с острова Тернате, а наш вождь ведет войну с португальцами. Где, на каком острове остались ваши спутники?
— Никого, кроме нас, в живых не осталось,— отвечал Филипп.— Но позвольте задать вопрос, не встречали ли вы женщину, она совсем одна была на плоту? Или, может быть, что-нибудь слышали о ней?
— Мы слышали, что жители на Тидоре нашли в одной из бухт женщину и, полагая, что она из числа поселенцев, переправили ее в форт.
— Это она! Благодарю тебя, Боже! Спасена! — воскликнул Филипп.— На Тидоре, говорите вы?
— Да, но мы не можем переправить вас туда, потому что воюем с португальцами.
«Я еще встречусь с моей любимой!» — подумалось Филиппу.
Туземец, разговаривавший с Филиппом, занимал явно высокое положение. На нем было мусульманское одеяние, на поясе висело оружие, на голове пестрел шерстяной тюрбан. Он был полон достоинства и вежливости, присущих людям его ранга в этой части света.
— Мы возвращаемся на Тернате,— продолжал туземец,— и можем взять вас с собой. Наш вождь будет рад видеть у себя голландцев, хотя бы уже потому, что они враги португальцев. Я совсем забыл сказать, что с нами в лодке находится один из ваших попутчиков. Мы выловили его в море. Он был очень изможден, но теперь снова окреп.
— Кто бы это мог быть? — удивился Крантц.— Поди кто-нибудь с другого корабля?
— Или Шрифтен! — воскликнул, вздрогнув, Филипп.
— Чтобы я поверил в это, я должен увидеть его собственными глазами,— отвечал Крантц.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101