Следовала ли ты Святому писанию, которому учили тебя? С уважением ли относилась ты к возвышенным тайнам церкви, которые доверены тебе?
— Я делала все возможное, патер,— Амина отвернулась и
устремила взор на бушующие волны.
— Обращалась ли ты к Святой Деве или другим святым — посредникам заблудших смертных, одной из которых являешься и ты сама, дочь моя?
Амина молчала. Ей не хотелось ни говорить неправду, ни сердить священника.
— Ответь мне, дитя мое! — настаивал патер.
— Святой отец,— отвечала Амина,— я обращалась только к одному Богу, Богу христиан, Всевышнему!
— Кто не верит всему, не верит ни во что! Я так и знал! Я видел твою язвительную усмешку. Чему ты улыбалась?
— Я улыбалась своим собственным мыслям, патер.
— Поведай-ка лучше о своей истинной вере!
Амина промолчала.
— Ты так и осталась неверующей, еретичкой! Остерегайся, дитя мое, остерегайся!
— Чего? Почему? Разве в этой части света не проживают миллионы людей, более неверующие и еретики, чем я? — возразила Амина.— И многих ли из них вы обратили в свою веру? Не встречаетесь ли вы с трудностями, насаждая ее? А почему так? Сказать вам, отче? Потому, что у всех этих людей уже есть своя вера, которая прививается им с детства и которой следуют все, кто их окружает! А я разве не была такой же? Я воспитывалась среди представителей иной веры, и можете ли вы ожидать, чтобы я быстро и без сомнений отказалась от нее? Я много размышляла над тем, что вы говорили мне, и пришла к выводу, что все постулаты вашей религии идут от Бога. Разве этого мало? И вы еще недовольны мной? Если бы я слепо признавала все, слепо послушалась, я бы считала это недостойным себя. Скоро мы придем в гавань, и тогда учите меня, убеждайте, если хотите. Я готова признать ее, но только тогда, когда она станет моим убеждением. Будьте терпеливы со мной, святой отец, и тогда, возможно, настанет время, когда я поверю в то, чего я пока не могу признать, что вот этот кусок разрисованного дерева представляет собой ценность, перед которой следует преклонить колени и которому надо поклоняться.
Несмотря на иронию, последние слова Амины содержали столько правды, что патер Матео почувствовал ее. До сих пор он относился к Амине, поскольку она была женой католика, как к одной из тех, кто изменил своей вере, а не как к той, кого воспитывали в иной. Теперь же ему пришло в голову, что она, собственно, еще никогда и не была принята в лоно святой церкви — священник Сай-зен не считал ее готовой к этому и переносил крещение, желая убедиться, что новая вера принята ею.
-- Вы рассуждаете здраво, но вас переполняют чувства,— возразил патер Матео после некоторой паузы.— Как только мы придем в Гоа, мы продолжим обсуждение этих вещей, и тогда с благословения Божьего вам станет более понятна суть этой новой для вас веры.
— Я согласна,— отвечала Амина.
Священник не допускал и мысли, что именно в этот момент Амину занимал тот сон, который она видела на Новой Гвинее. Ей приснилась мать и открыла тайну искусства черной магии. Теперь Амина с нетерпением ждала возможности испытать его на практике.
С каждым часом шторм набирал силу, судно получило течь и с трудом боролось с волнами. Матросами овладел страх, и они взывали ко всем святым. Патер Матео и пассажиры смирились, что погибнут, ведь они видели, что помпы не справляются с прибывающей водой. Все бледнели, когда волны одна за другой с грохотом перекатывались через палубу. Все неистово молились, священник роздал отпущение грехов. Одни плакали, как дети, другие рвали на себе волосы. Некоторые матросы ругались и проклинали богов, которым еще вчера поклонялись. Лишь Амина оставалась невозмутимой и сочувственно улыбалась, слыша проклятия моряков.
— Мы погибли, сеньора, погибли! — прокричал капитан, который скорчившись сидел под фальшбортом.
— Нет! — возразила Амина.— В этот раз все обойдется!
— О чем вы ведете речь, сеньора? — удивился капитан, вглядываясь в спокойное лицо молодой женщины.— Что вы имеете в виду, сеньора?
— Мой внутренний голос говорит мне, что вы не погибнете, если споро приметесь за работу.
В том, что судно не затонет, Амина была убеждена — от нее не укрылось, что шторм стал ослабевать, но этого никто из напуганной команды не заметил.
Хладнокровие Амины, а может быть, красота и необычный вид этой молодой, хрупкой, но уверенной в себе женщины, когда все уже потеряли надежду на спасение, произвели на капитана и его команду сильное впечатление. Приняв ее за католичку, они подумали, что она обладает каким-то даром предвидения — ведь суеверие часто соседствует с легковерием. Амина же была удивлена, что матросы вновь обрели мужество и с усердием принялись за работу. Снова были пущены в ход помпы. За ночь шторм утих, и судно, как и предсказывала Амина, выдержало.
Команда и пассажиры смотрели на нее, как на святую. Они высказали это мнение священнику, который был поражен не менее, чем они. Мужество, проявленное Аминой, было действительно необычайным. Она не испытала страха в ситуации, где растерялся даже священник — слуга Божий. Патер Матео промолчал. Он углубился в размышления, и выводы, сделанные им, были не в пользу Амины. Откуда у нее появилось такое самообладание? Кто наделил ее даром пророчества? Только не христианский Бог, ведь в него она не верила! Тогда кто же? Патер Матео вспомнил спальню Амины в Тернёзене и озабоченно покачал головой.
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
Филипп и Крантц долго обсуждали удивительное возвращение Шрифтена, но все их выводы по этому поводу свелись к тому, чтобы тщательно присматривать за ним и избавиться от него, как только представится случай.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101