Пекка вытер ложку и встал.
— Лошадь вы не получите. Ни хорошую, ни плохую.
— Иди сам спать. Лошадь мы запряжем без тебя. Пошли, ребята.
— Без меня вы не возьмете! — Пекка стал одеваться.
Когда он прибежал к конюшне, там уже готовились к
катанию на лошади. Одни тащили к конюшне розвальни, другие возились у двери, стараясь открыть замок. Оттолкнув их, Пекка встал в дверях.
Степан Никифорович стал уговаривать конюха:
— Брось ломаться, Пекка. Это мне нужна лошадь. Мне! Понимаешь? Мне никогда ни в чем не отказывали.
— А я не дам! Будь ты, Степана, хоть того выше шишка.
Прибежал человек с запиской от Воронова.
— Все в порядке. Вот распоряжение начальника.— Он протянул записку Пекке, но тот даже не взял ее.
— Приказ начальника, товарищ Васильев, надо выполнять. Ты же знаешь...
— Знаю я — водка у вас кончилась. Хоть того больше бумажек несите, лошадь все равно не дам.
— Это приказ Воронова. Ты понимаешь?
— Понимаю. Пусть сам берется за оглобли и тащит.
— Чего на него смотреть? Поехали! — крикнул один из жаждавших прокатиться и схватил Пекку за плечо, но тут же полетел в снег. Когда он вылез из сугроба и с руганью бросился на конюха, тот уже помахивал обломком оглобли.
— Ну, кому лошадь нужна —- подходите!
Степан Никифорович двинулся к Пекке:
— Послушай, братан, тебе худо сейчас будет. Меня оглоблей не испугаешь.
— Отец! Назад! — Между конюхом и Степаном Никифоровичем встал Андрей, тоже прибежавший к конюшне.
Вряд ли Степан Никифорович тронул бы конюха, но, увидев сына, он взорвался:
— Ты? Сопляк! Мне, отцу?!
Андрей успел перехватить занесенную руку отца. Так они на мгновение и застыли с поднятыми руками — отец, высокий и огромный, и сын, ростом поменьше, но в плечах такой же широкий. Они смотрели в упор друг на друга, а люди молча смотрели на них. Еще мгновение — и отец и сын уже катались по земле.
В это время молодежь возвращалась из клуба. Васели чувствовал себя героем дня. Окруженный ребятами и девушками, он шел, продолжая рассказывать о вселенной. Он как раз говорил о том, что недалек тот час, когда человек поднимется на другие планеты и это будет нашим достижением, что... и тут его оборвали:
— Смотрите — что там?
— Никак, драка? — Игорь направился к конюшне.
Марина пыталась удержать его:
— С ума сошел. Зачем с пьяными связываться?
— Пусти.
Игорь бросился к Андрею и его отцу и разнял их.
Васели комментировал:
— Это не имеет отношения к вселенной. Это романтика Хаукилахти.
Поняв, что с катанием на лошадях ничего не получилось, полная пыла и решимости компания вдруг утихла и стала расходиться.
Ни на кого не глядя, Степан Никифорович зашагал к дому Андрея, схватил свой саквояж, взял из саней лыжи и, не оглядываясь, направился через озеро в сторону Кайтасалми.
Когда Андрей пришел домой, Наталия лежала, уткнувшись лицом в подушку, и плакала.
— Какой стыд! Отец с сыном дерутся. При всем народе. Ты-то ведь не пьяный.
Андрей сидел, кусая губы.
...Когда все разошлись, Пекка вошел в конюшню. Просто так — поглядеть, как там. Лошади спокойно хрустели сеном. Пекка поправил попону на одной, другую похлопал по крупу, третьей потрепал гриву.
— Отдыхайте. Завтра ведь опять надо работать.
Не знали лошади, какое сражение пришлось выдержать их конюху, чтобы они могли отдыхать.
На двери у Коллиевых висел замок.
— Пойдем к нам,— предложила Марина Игорю.
— А отец — где он?
— Да у него всегда дела.
Они были опять вдвоем в уютной комнате Марины. Марина поставила чайник на плитку, приготовила бутерброды. Правда, они уже поужинали в столовой перед тем, как пойти в клуб, и бутерброды остались нетронутыми.
— Бедный папа, он так устает.
Марина опять заговорила о папе. И Игорь соглашался: да, конечно, люди такие невнимательные, никто не предложит, чтобы Коллиев взял себе путевку, поехал отдыхать. Только другим он достает путевки.
— Ты добрый, Игорь.— Марина была тронута.— Намекнул бы хоть ты Воронову или Ларинену. Ведь папа сам ни за что не попросит, если ему не предложат.
Марина встала и зажгла настольную лампу. Верхний свет она погасила.
— Так уютнее, верно? — Проходя обратно к дивану, она нечаянно оперлась рукой о плечо Игоря, сидевшего возле стола.— Если папа уедет в дом отдыха...— Марина чему-то засмеялась и села на диван, откинувшись назад,— ты будешь приходить ко мне? Конечно, я позволю тебе быть у нас только до десяти. (Игорь невольно взглянул на стенные часы — шел одиннадцатый час.) Ты знаешь, что у меня свой принцип. Все должно идти так, чтобы ничего плохого не подумали. Я не люблю людей легкомысленных и развязных.
Игорь изменил позу, чтобы не казаться развязным. Марина говорила опять об отце.
— Когда папа уедет, ты будешь приходить ко мне, да? Ведь в этом нет ничего плохого. Обо мне никто плохо не подумает. Мы будем все вечера проводить вместе. Без тебя мне скучно. Папа, ведь он такой... Он всегда занят, всегда серьезный. Мама была совсем другая, ласковая. У папы всегда много дел, и он очень болеет за свои дела. Таких, как
ой, мало. Но... Жизнь все-таки порой такая однообразная. ] Иногда хочется посмеяться, совершать какие-нибудь проделки, пошалить. Я* тебе не рассказывала, как мы однажды в школе начудили? Перед уроком английского мы сунули в учительский стул под клеенку почтовые карточки. Знаешь, есть такие,— на них нарисован смешной котенок, нажмешь— открытка мяукает. Здорово получилось! Мы так смеялись. Ребят потом к директору таскали. Но ребята меня не выдали. Конечно, мы некрасиво поступили. Видишь, какая я была.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112