Только за бумагами да отдельными фактами они не сумели разглядеть человека и истинного положения вещей. И хотя они и исключили Вейкко из партии, все-таки не они представляли партию. Когда его восстановили, некоторые из этих людей, только что облипавших его грязью, пришли с протянутой рукой и, улыбаясь, поздравляли его.
И тогда, в то трудное время, и после многие говорили о Вейкко хорошо, хвалили его спокойствие, трудолюбие, веру людей и в справедливость. А были и такие советчики — по-дружески журили его, учили задним числом, как надо было себя вести.
— Ты, Вейкко, человек добрый, мягкосердечный. Тебя любят. Но ты по натуре не борец. Исключили тебя из парши, сняли с работы — не сдавайся, борись за себя. А ты на бюро как себя вел? Не так надо было...
«Да ну их к черту! Надоели они. Даже думать о них Не стоит. От них только и слышишь: «Я так не поступил бы, я тебе советовал, я всегда делаю так-то и так-то...» Сами выеденного яйца не стоят, а все поучают других. А сделаешь по-своему — начнется: «Я ведь говорил, я предвидел, я советовал, я был прав...»
«Лебедь» шел, покачиваясь на волнах, по ночному озеру, и сидели в нем четыре человека, у каждого из них была с ноя судьба позади, своя жизнь впереди.
Через час с небольшим показались редкие огоньки Кайиниеми.
Волоча за собой лодки, катер по тихой воде подошел к берегу, где неподалеку от причала высились копны сена, приготовленного для отправки в Хаукилахти. Ирина пошла домой, а Вейкко стал с катеристом и конюхом грузить сено.
— А теперь можно передохнуть,— сказал Вейкко, когда они закончили погрузку.
— Можно...— согласился Андрей, вглядываясь в другой конец деревни, где стоял дом Наталии. Он колебался: может, заночевать до утра у Лариненов, а утром заглянуть к Наталии, придумать какое-нибудь дело и зайти.
Но Пекка заявил, что они немедленно поедут обратно: «Чего доброго, до утра еще погода испортится».
— Так уж и испортится,— усмехнулся Андрей.— Да я в любую погоду проведу катер.
— Как прошлой ночью провел, да?
Андрей бросил недовольный взгляд на Пекку и пошел к катеру. Пока Пекка и Ларинен разговаривали на берегу, Андрею пришла озорная мысль. Он снял глушитель с выхлопной трубы и завел мотор. Раздался оглушительный треск: казалось, барабанные перепонки лопнут. Потом Андрей заглушил мотор. Теперь Наталия знает, что он здесь. «Небось сразу проснулась от такого треска. Пусть знает, что я приезжал. Приехал и не зашел».
— Ты всю деревню разбудил! — набросился Вейкко на Андрея.
— Надо было проверить, не засорилась ли выхлопная труба,— пояснил тот.— А то на озере придется канителиться с ней.
— Что-то я никогда не слышал, чтобы выхлопная труба засорялась,— засмеялся Вейкко.
Пекка вскочил в катер, отошел от берега. Лодки с сеном одна за другой повернулись и поплыли вереницей за катером.
Вейкко шагал по скользкой тропинке вверх по берегу. В окнах его избы горел яркий свет. Этот свет согревал даже здесь, на улице. Было приятно видеть его и знать, что через минуту будешь дома, где тепло и уютно и где ляжешь в теплую чистую постель и блаженно вытянешься после долгой дороги.
Подходя к крылечку, он взглянул на березки, росшие во дворе. Две березки росли рядом, одна — его, другая — Ирины. Когда-то между ними были качели, а теперь на стволе одного из деревьев виднелся шрам от удара топором. Неужели его не затянет со временем? А ближе к дому,
напротив окна, росла совсем маленькая березка. Ее посадила Мирья, когда гостила весной.
В дверях его встретила Ирина:
— Муамо заболела.
Мать лежала бледная, уставясь неподвижным взглядом в потолок.
— Что с тобой, муамо? — Вейкко приложил руку ко лбу матери. Жара вроде нет.
— Не знаю, сынок. Ноги отнялись, и есть совсем не хочется.
— Фельдшера вызывали?
— Нет, не звала. Чем она поможет, эта фельдшерица? Поглядим. Лучше не будет — отвезешь меня к Айно.
Вейкко мысленно ругнул себя, что не догадался забежать домой до того, как ушел катер. Словно угадав мысли Вейкко, Ирина сказала:
— Я говорила муамо, что катер пришел, а она сказала, что сейчас не поедет.
— Подождем еще.— Матери трудно было говорить.— Сварите чайку. Во рту сохнет.
Вейкко не знал, что и делать.
— Там на столе тебе бумага,— сказала мать.— Звонили с Хаукилахти. Говорят, райком тебя ищет.
Вейкко не любил такие неожиданные бумажки из райкома; его охватывало тревожное чувство: что-то опять случилось. Он прочитал телефонограмму. «Вот тебе и на!» — вздохнул он. Как члена райкома партии его, Вейкко Лари- нена, просили присутствовать на открытом партийном собрании на лесопункте Кайтасалми. Ничего удивительного в этом поручении не было. Лесопункт совсем рядом, и, конечно, в райкоме решили правильно, что не стоит посылать человека из райцентра, если есть член райкома на месте. Такие поручения Вейкко выполнял и раньше, он никогда не отказывался идти и ехать, куда его посылали. Но сегодня...
— Иди, чай вскипел,— позвала его Ирина.
Она уже успела подать Наталии Артемьевне чай в постель.
— Куда тебя зовут? — спросила Ирина, заметив, что Вейкко озабочен.
— Да из райкома позвонили, просят приехать в Кайтасалми. Собрание там. Вот только... С мамой-то неважно. Может, не ездить?
Мать сказала из своей комнатки:
— Раз надо, то иди. Что я? Ты же не доктор, ничем не поможешь. Мы, старые люди, часто болеем.
— Ты что, меня гонишь в путь?
— Да не я гоню, дела.
Ночь Вейкко проспал тревожно, то и дело просыпался, слушал, как спит мать. Она спала, но металась во сне. На дворе поднялся ветер. «Как Андрей и Пекка? Доберутся ли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112