—коммерции советник не выдержал.— И забудь дорогу в мой дом.
— Что ж, я в свое время забыл о вещах и поважнее.— Тимо остановился в дверях и добавил: — Сожалею, что забыл тогда. Глядишь, и на шее у финского народа одним живодером меньше было бы.
— Вон! —крикнул коммерции советник, хотя Тимо уже успел закрыть за собой дверь.
Но секунду спустя дверь снова открылась, и Тимо снова появился на пороге:
— Я забыл поблагодарить за деньги. Я принимаю их, как положенное мне вознаграждение за уничтожение твоей родной деревни. Я, видишь ли, командовал той диверсионной группой, которая сожгла деревню. Так что коммерции советник, как бывший житель Хаукилахти, выплатил мне за это вознаграждения столько, сколько ему совесть позволила. Правда, и финны немногим больше отвалили. Медаль дали, и только. Ну что ж, будем считать, что получено теперь вдвойне...
Коммерции советник взялся за телефонную трубку. Но Тимо успокоил его:
— Обойдемся без полиции. Все равно финской полиции не разобраться в наших карельских делах. Прощай.
— У-у, сволочь... карельская! — прошипел ему вслед коммерции советник.
Возбужденно размахивая руками, Тимо шагал по улице. Он все-таки был доволен. Нет, не этими двумя бумажками— их он честно заработал и честно пропьет. Да и знал он, что Кархунен много не отвалит. Больше всего он доволен тем, что высказал наконец то, что давно на душе накипело. Везет же некоторым в жизни, а ему достаются сплошные синяки да шишки, как бы он ни старался выбиться в люди. Хотя бы эти дела карельские. Он же знал, что на них погрели руки, нашлись многие, но только не те, кто своей головой рисковал. Он тоже пытался заняться коммерцией, взял ссуду, завел небольшой ларек, всякой мелочью торговал. Только быстро прогорел. Ссуду он так и не вернул, но это его не мучило. Тимо шел в ресторан. Да, он пообедает, черт побери, он выпьет. Выпьет за Карелию и на деньги карела — коммерции советника. Тьфу!
«Ну и дурак же я был! Надо было тогда, во время мятежа, эту сволочь отправить на тот свет. Даже руки самому не пришлось бы марать. Шепнул бы пару слов кое- кому— и не было бы теперь этого индюка надутого, коммерции советника Микаэла Кархунена.— Проклиная себя, Тимо шагал по улице Силтасааренкату.— Или потом, попозднее, можно было... Завернул бы вон в тот дом, что за мостом,— Тимо хорошо знал эти места,— и сказал бы: известно ли вам, господа, что Микаэл Кархунен вовсе не Микаэл Кархунен, а Мийккула Кауронен, прошедший подготовку на большевистских курсах в Петрозаводске? Интересно было бы увидеть, какую рожу скорчил бы Микаэл Кархунен, когда за ним пришли бы! Теперь уже поздно.
Да, времена не те. Если сейчас зайдешь туда и скажешь это, то там только посмеются: дескать, вот дурак нашелся. Да, времена изменились, и Хотаттов Мийккула теперь коммерции советник».
Тимо остановился у газетного киоска перед отелем «Урсула». В кармане нашлось несколько мелких монет. Как приятно в ожидании, пока тебе подадут на стол, вытащить из кармана собственную газету и просмотреть ее, как самый что ни на есть респектабельный господин.
Перед гостиницей остановился большой автобус. «Сюда, пожалуйста»,— говорила по-русски девушка-гид, показывая выходившим из автобуса людям на главный вход отеля. «Советские туристы»,— понял Тимо, помнивший еще немного русский язык. В руках у русских были букеты цветов, завернутые в целлофан. «Ишь, сколько им на вокзале цветов подарили». Вокруг туристов собрались финны, жали им руки, что-то говорили, приветливо улыбались. Кто-то из советских туристов отвечал по-фински, с акцентом северного карела. «Вот они, тоже карелы».
Тимо Карьялайнен угрюмо смотрел на то, как дружески беседовали финны и советские туристы. Если бы он с такой мрачной и неприветливой физиономией подошел к туристам, подумалось ему, наверное, его попросили бы отойти подальше. И даже полиция не вступилась бы за него! И все это происходит в Хельсинки!
Остается только одно — выпить. И он выпьет. Немедленно. Перкеле!
Служащий фирмы Ниеминен попросил выходной день, чтобы отметить свое пятидесятилетие. Коммерции советник разрешил это. Кроме того, Ниеминену от имени коммерции советника вручили изящный футляр с двумя авторучками. На крышке футляра были выгравированы слова благодарности за десятилетнюю службу и фамилия Кархунена с титулом. Ниеминен был тронут. Но, показывая подарок шефа коллегам, он кое-кому из них все же пожаловался:
— Конечно, я надеялся, что мне прибавят жалованье в честь такого дня. Но что поделаешь, раз нет, так нет.
В тот же день в контору пришел стройный, со вкусом одетый молодой человек и сказал, что у него к господину коммерции советнику дело частного характера. Молодой человек назвался Нийло Нурми.
Коммерции советник вышел навстречу Нийло, протягивая руки:
— Как приятно, что вы зашли. Ведь мы знали друг друга только по письмам. Будьте добры, садитесь. Пожалуйста, сигареты, не курите? Похвально. Я обязан предложить, хотя я лично предпочитаю, чтобы в вашем возрасте молодые люди не курили.
— Вот, приехал в Хельсинки по делам и решил, с вашего любезного позволения, господин коммерции советник, зайти,— объяснил Нийло цель визита.
— Очень приятно, что зашли.
Кархунен позвал одного из служащих и попросил устроить им кофе с коньяком. Нийло отказался от коньяка.
— Только кофе? Очень хорошо. Правильно.— Коммерции советник похвалил Нийло.— По письмам не видно, что вы такой приятный молодой человек. По стилю они сугубо деловые, и почерк четкий. Вы что кончали?
— Коммерческое училище.
— Да? — коммерции советник удивился, словно это было что-то невероятное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112