— Но нельзя так вдруг... Все это так неожиданно.
Чтобы отвлечь парня, Танттунен вмешался в разговор:
— Послушай, молодой человек. А ты много читал или слышал о той стране, о Советском Союзе то есть?
— Это великая держава,— ответил Нийло.
— Ну что ж, для начала неплохо,— улыбнулся Танттунен.— Да, это великая страна. Кроме того, это — наш сосед. А о соседе обычно знают больше.
— Там советская власть,— уточнил парень.
— Ага, советская, говоришь? А что это значит?
— Это... Точно не могу сказать. Ну, что-то вроде этого...
— Так, так, конечно, вроде этого.— Танттунен осуждающе посмотрел на Мирью. Это был уже упрек сотруднице общества «Финляндия — СССР».
Девушка покраснела и стала как бы оправдываться:
— Да пет. Нийло-то знает... Мы в кино бывали, на лекциях...
— Да, да, конечно,— протянул Танттунен.— У тебя есть что-нибудь неотложное? Нет? Ну, можешь поехать к Матикайненам. Посоветуйтесь обо всем. Приедешь, когда найдешь нужным...
На улице Нийло немного пришел в себя и заговорил:
— Там... все тебе чуждо, непривычно. Даже язык. Язык твоей матери тоже не совсем финский. И ты ее не помнишь. Твои родители — Матикайнены. И госпожа Халонен.
— Нийло, не говори мне ничего. Знаешь, поедем вместе. Сходишь домой, к своим. На восьмичасовом. Хорошо? Встретимся на остановке.
Мирья по-прежнему жила у госпожи Халонен и не собиралась никуда переезжать. Если только к Нийло. Но у Нийло дела не пошли дальше приобретения участка. Прежде чем строить дом, нужно было найти работу.
У госпожи Халонен сидел ее муж.
— Что случилось? — Госпожа так хорошо знала Мирью, что угадывала по лицу малейшую перемену настроения. Тем более сегодня. Прочитав письмо, она молча протянула его мужу и, ничего не говоря, вышла на кухню, плотно закрыв за собой дверь.
Господин Халонен читал и вслух выражал удивление:
— Вот как! Ну и дела!
Госпожа вернулась из кухни. Она, видимо, умывалась, лицо ее раскраснелось. Госпожа села за стол и, потеребив кружево на кофточке, начала:
— Раз уж так получилось, то, разумеется, Мирья вправе поступить по своему усмотрению.— Госпожа говорила о девушке в третьем лице, будто беседуя с мужем, хотя на него даже не смотрела.— И Мирья никому не обязана за заботу, которой она была окружена в Финляндии с самого детства. Она не требовала этой заботы, а все, что она здесь получила, ей дано без просьб...
— Госпожа упрекает меня! Что я сделала плохого?— Голос девушки прерывался, на глазах блестели слезы.
— Я тебя, Мирья, не упрекаю,—ответила госпожа, словно стараясь проглотить что-то горькое,— я думаю о женщине, которая бесцеремонно требует тебя к себе.
— Но она ведь тоже мать...— Мирья вставила робко.
— Мать? Мать значит больше, чем ты, Мирья, в данном случае думаешь.— Нитка в руке госпожи запуталась. Она пыталась распутать узелок, но руки ее дрожали. Тогда она оборвала нитку и обрезала ножницами ее концы. Глядя на темнеющее окно, госпожа продолжала: — Материнское молоко иссякнет быстро, а ребенок нуждается в ласке и заботе десятки лет. От кого ты получила все это?
— Госпожа, не надо...— умоляла Мирья,— я не могу больше.
— Хорошо, девочка, больше не буду. Ты поедешь к родителям? — Это слово она подчеркнула особо.
— Да, на восьмичасовом. Танттунен отпустил меня.
— Я отвезу тебя на своей машине.
— Но Нийло тоже собирается...
— Хватит места и для него.
Господин Халонен тоже хотел что-то сказать.
— Зачем Мирье уезжать, если она имеет права гражданки Финляндии?
— А ты помолчи! — оборвала его жена.
Дома никого не оказалось. У Мирьи был свой ключ, но одной ей не сиделось. И она пошла к Лейле.
Только что выпавший снег мягким ковром лежал на асфальте, на деревьях и даже на мчавшихся автомобилях. После Алинанниеми это местечко долго было Мирье чужим. Но в такой тихий зимний вечер, запорошенное снегом и освещенное неяркими огнями, оно теперь казалось ей родным.
Лейла встретила ее как всегда бурно. Она схватила Мирыо за руки и начала кружиться по комнате. И вдруг остановилась:
— Что с тобой, Мирья?
Мирья протянула ей письмо. Лейла стала читать, то и дело восклицая, словно эти слова были из письма:
— Боже ты мой! Ну и ну! Кто бы мог подумать! Представить только!
Потом, бросив письмо на стол, схватила Мирью за пояс:
— Какая ты счастливая! Как хорошо!
Мирья была тронута: Лейла оказалась первым человеком, который по-настоящему порадовался вместе с ней.
— Я не могла даже представить себе! Читай, читай снова. Видишь, что она пишет. Зовет меня к себе. Насовсем.
Лейла отпустила Мирью, отошла в угол, к книжному шкафу, и спросила удивительно спокойно:
— И ты действительно поедешь?
— Еще не решила. Танттунен говорит, что стоит поехать, хотя бы ради того, чтобы учиться.
Лейла соглашалась:
— Конечно, тебе стоит поехать. Будешь учиться. Там не нужно бояться, что останешься без работы...
— Да я же не...— Мирья совсем растерялась.
— Подожди, я еще не все сказала. Там не нужно говорить с опаской о социализме и коммунизме. Там не придется трепать нервы спорить с буржуями. Там тебе коалиционеры и социал-демократы не будут мотать душу...
Мирья удивленно смотрела на подругу. Потом ресницы ее задрожали, она резко повернулась к двери, сказала сдавленным голосом:
— Что плохого я вам сделала? Все на меня... И госпожа... и ты...
Настроение у Лейлы менялось мгновенно. Девушка схватила пальто и бросилась следом:
— Мирья, подожди.
Мирья шла не оглядываясь, Лейла догнала ее и пошла рядом.
— Я наговорила глупостей. Но ты же знаешь, как трудно нашим здесь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91