Видишь ли, у меня в этом есть кой-какой опыт. С пустым карманом нечего за такой подряд браться, как женитьба. Была и у меня невеста в Финляндии, да, наверно, и сейчас есть. Красивая девушка, из богатого дома. Вот ее папаша мне и сказал: «Взвесь-ка, парень, сперва свой кошелек, а потом уж приходи свататься». Ну, я взвесил. Вижу: мало в нем весу. Отправился я тогда в Америку за долларами. Да только моя поездка немного затянулась: прошло всего-навсего лет пятьдесят. Долларов я так и не раздобыл, приехал в Советский Союз. Теперь-то у меня и деньги есть на книжке, вот только не знаю, ждет ли еще невеста меня, хотя и клялась и божилась. Ведь бабы такой народ, что на них особенно полагаться нельзя...
Смеясь, жених признался, что на книжке у него нет ничего, на свадьбу денег хватит, а там, глядишь, и получка опять. Завхоз обещал дать им во временное пользование кой-какую мебель.
Вася Долговязый почему-то заинтересовался, кто приглашен на свадьбу, Павел стал перечислять, тот кивал, словно одобряя кандидатуры гостей.
— Петриков с женой...
— Постой-постой, а он зачем?
— Как — зачем? Вместе работаем...
— Знаешь что,— заявил Вася Долговязый,— если он будет, я не приду. Койвунен если и придет, то тоже уйдет.
Павел растерялся:
— Отец тоже против.
— Вот видишь. А жену его пригласи. Понимаешь?
Павел кивнул головой, хотя ничего не понял.
По настоянию Анни Никулиной свадьбу играли в клубе.
— Есть же в больших городах целые дворцы бракосочетания. Чем Туулилахти хуже? Хоть и дворца особого нет, зато есть клуб,— говорила она.
За свадебным столом Вася Долговязый вдруг спросил у Павла:
— Скажи-ка, жених, неужели ты ни одного стиха Лидии не посвятил? А еще поэтом считаешься.
Лидия со смехом выскочила из-за стола, бросилась в соседнюю комнату, где помещалась ее библиотека, и принесла кипу листов толщиной в две ладони.
— Вот они!
Павел смотрел на невесту умоляющим взглядом, но, по настоянию гостей, ему пришлось разрешить Анни прочитать несколько стихотворений. Шутки и смех затихли, когда слушали стихи, посвященные Лидии. Стихи были хорошие, но, прочитав их вслух, Анни, вместо того чтобы хвалить, вдруг обрушилась на автора:
— Слушай, Павел, почему у нас на литературном объединении ты читаешь только плохие стихи? И в райгазете неважные печатаешь? А хорошие отдаешь прямо в библиотеку. Все ты делаешь наоборот. Стихи надо сначала опубликовать, и только потом они должны попадать в библиотеку. Так поступают настоящие поэты.
После свадьбы молодожены уехали в Крым. Маккоев проявил необычную для него энергичность и быстро выхлопотал им путевки в санаторий. А Воронов обещал к их возвращению устроить им квартиру.
— Спасибо, спасибо!—только и мог промолвить парень.
— А ты говоришь — неотпетый покойник, дурак из дураков,— проворчал Воронов.— Помнишь?
— Когда я такое говорил? Шутите.
— Ну и память у тебя! — засмеялся Воронов.— Ладно, может быть, ты и прав. Учту критику. Долго не буду неотпетым покойником.
Дни шли незаметно, но корпуса с каждым днем заметно росли.
Однажды вечером к Елене Петровне пришла Ирья — заплаканная, сердитая.
— Что с тобой, Ирья?
— «Что, что»?! Да когда же это кончится?
— Что кончится?
— Уехал.
— Куда, когда? — Елена Петровна сразу догадалась, о ком идет речь.— Днем он был на работе.
— Был, а потом пошел в контору, взял расчет и укатил.
— Куда, зачем?
— А кто его знает —куда. Поеду, говорит, счастья искать. Настоящих людей, говорит, дружный коллектив.
Елене Петровне все стало ясно. За последнее время вокруг Петрикова создалась обстановка открытой неприязни, нескрываемого холодка. Это и ей уже бросилось в глаза. Правда, она сама тоже не чувствовала к нему какой- либо симпатии, но старалась относиться к нему доброжелательно. Она даже собиралась поговорить с Вороновым, с рабочими. Нельзя же от человека так отворачиваться. Мало ли какой у кого характер, мало ли что он делал в прошлом. Надо поддержать, помочь ему стать другим. Думала — и ничего не успела предпринять. Так бывает часто: спохватишься, а уже поздно, уже ничего не исправишь. Железобетонные блоки, балки перекрытия часто отнимают столько времени и внимания, что забываешь о судьбе живого человека.
— Мне надоело мотаться,— всхлипывала Ирья.— Не будет с ним счастья. Не любит он людей, и люди платят тем же.
— Так останься здесь, устройся на работу. А там, глядишь, и он вернется.
— Об этом я и хотела с тобой поговорить. Думаешь, вернется?
— Должен. Не такой он плохой, чтобы семью бросил. А работу мы тебе найдем. Только не падай духом.
Оставшись одна, Елена Петровна горько усмехнулась. Она тоже собиралась покинуть Туулилахти. Только совсем по другим причинам, чем Петриков. К ней все относились хорошо. И ей тоже все здесь нравилось — и люди, и природа, и работа. Но работа... Работать ей за последнее время стало труднее. С расширением строительства, с механизацией его процессов, с поступлением готовых железобетонных конструкций она все чаще и чаще терялась, чувствовала себя беспомощной. Как ни обидно было признавать, но не хватало знаний, опыта. Строительство деревянных домов — это другое дело... Конечно, она учится, но ей еще столько лет надо заниматься, изучать такие вещи, о которых в дни ее молодости даже не подозревали. Она никому об этом не говорила, но в ней подспудно созревало решение. «Надо бы посоветоваться с Вороновым, как он думает»,— промелькнула мысль, и она усмехнулась: слишком часто она стала ловить себя на том, что думает о Воронове. И ей стало почему-то грустно.
Утром по пути на работу она зашла в контору.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91