Я бросил затвор туда же. Нехай черти болотные стрелять учатся.
— И все началось сначала! — рассмеялся из-под бинтов Николай.
— Конечно. Револьвер-то у меня, а это такая штука, что не захочешь, а пойдешь. А выглядели мы куда как здорово! Оба с головы до пят в грязи.
— Ну и как, добрались до места или опять поменялись ролями? — Рассказ, видимо, заинтересовал Николая.
— Ни то и ни другое. Это-то и есть самое смешное.— Микола Петрович дотронулся до плеча Николая.— Слушай, что получилось. Пришли мы к реке. И когда были уже на середине моста, этот бис возьми и сигани в воду. Я нацелил револьвер и нажал собачку. Только щелкнуло, а выстрела не получилось. Подумал, что, видно, грязь попала, раз не стреляет. Снова взвел курок, нажал — опять то же. А старик мой тем временем выбрался на берег и утек в лес. Стал я разглядывать револьвер: что за оказия с ним приключилась? Угадай-ка, что с ним было? В нем не было ни одного патрона. Ты слышишь, Николай? Ни единого патрона. В моей руке была железяка весом в четыреста граммов, от которой никому ни жарко ни холодно. А два человека разных держав, уже кое-что повидавших на веку, глядели на эту железяку как на какого-то идола! Вот я и говорю, что на войне случаются и совсем уж нелепые истории.— Немного помолчав, Степаненко добавил: — Нелепые, как и сама война.
Степаненко постучал мундштуком по папиросной коробке, задумчиво глядя на темнеющие окна. Откуда-то доносилось мычание коров. Вероятно, стадо возвращалось домой. По улице протарахтел грузовик. Старый соседский пес выскочил со двора и с лаем понесся за машиной.
Словно продолжая какую-то невысказанную мысль, Степаненко промолвил:
— А у тебя, Николай, все впереди. И дай бог, чтобы тебе не пришлось исходить тех дорог, что прошли мы. Военных дорог то есть. Ну как, сильно болит? Нет? Ну тогда спи. А я пойду прогуляюсь.
Степаненко шел по поселку, сам не зная куда. Вечером можно было завернуть к кому-нибудь из знакомых, поболтать часок-другой, а сейчас все были на работе. Прошли две хозяйки с продуктовыми сумками в руках. По другой стороне улицы знакомый паренек тащил тяжелый ящик инструментами, то и дело останавливаясь, чтобы сменить руку. Мимо прошла почтальонша. Мимоходом она сообщила Степаненко, что уже занесла газеты ему домой, и спросила:
— Как Николай чувствует себя?
— Уснул. Ничего страшного с ним не случилось.
Раньше по привычке спрашивали о здоровье Миколы
Петровича, теперь — Николая. Вот и вся разница.
Можно было бы заглянуть в клуб, но и там в это время никого нет. Невестка Анни, заведовавшая клубом, приклеивала на доску объявлений какую-то афишу. «Всегда она что-то приклеивает. Наверно, опять занятие кружка». Степаненко, как и многие в поселке, сперва посещал кружки технической учебы. Кружков было много: штукатурного и малярного дела, монтажников и электриков, не говоря уже о драмкружке. Но скоро старик почувствовал себя вроде бы лишним: учиться в его возрасте было ни к чему, а учить других он не мог. Однажды он попытался выступить на занятии кружка монтажников. Его вежливо выслушали, а потом руководитель, молодой инженер, сказал: «А теперь, товарищи, продолжим занятия». И начал чертить на доске какие-то кривые многоугольники и делать сложные расчеты, в которых было больше букв, чем цифр. Старик ничего не мог в них понять, тихонько пробрался к двери и удалился.
«А мины-то всё еще грохают»,— думал Степаненко, шагая по поселку. И тут его словно осенило. Он круто повернулся и уверенной походкой человека, имеющего перед собой ясную цель, направился на стройку.
Экскаватор Николая стоял на том же месте, где и подорвался. Широкие блестящие зубья ковша беспомощно висели. Казалось, какое-то чудовище, рассвирепев, ударило этого стального работягу по скуле так, что челюсть отвисла. Стрела слетела с оси и держалась только на тросе. Кабина была помята, стекла выбиты, но сердце машины — мотор казался исправным, хотя и сдвинулся чуть-чуть с места.
Степаненко долго осматривал покалеченную машину, о чем-то раздумывал. Подошли Вася Долговязый и Елена Петровна.
— Что, Микола Петрович? Не думаешь ли починить машину? — спросил Вася Долговязый.
— Найдутся здесь мастера и поученее меня,— уклончиво ответил старик.
— Да, найдутся,— иронически согласился Вася Долговязый.— И в лени их не обвинишь. Они могут ночи напролет просидеть над чертежами и расчетами, а кончат тем, что погрузят машину на платформу и отправят на ремонт в Петрозаводск, а то и до самой Москвы.
Павел Кюллиев остановил бульдозер и тоже подошел к ним. Вася Долговязый пошутил:
— Слушай, молодой человек, вот тебе случай показать, чему вас там в кружках учат. Попробуй почини.
Павел отличался болезненной обидчивостью. Он страдальчески поморщился, но все-таки начал с подчеркнутым безразличием осматривать экскаватор. Всех удивил Степаненко.
— А почему бы и не попробовать? — вызывающе сказал он.— Помощники, как я понимаю, найдутся.
Павел вопросительно взглянул на старика, потом воскликнул:
— Это идея!
Вася Долговязый подлил масла в огонь:
— В газетах о вас напишут, а на собраниях будут избирать в президиум...
— Кто о чем мечтает, тот о том и говорит,— огрызнулся Павел.
Подошедший к ним Петриков прямо-таки возмутился.
— Не понимаем мы, товарищ бригадир, нашу молодежь. Когда она горит желанием сделать что-нибудь хорошее, проявить энтузиазм, мы хмыкаем, посмеиваемся. А когда у нее что-то не получается, мы словно радуемся: в наше время, мол, было иначе, не та пошла молодежь... Слушай, Павел, действуй! Собери друзей своих.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91