И вдруг она увидела, как навстречу Айно торопливо шел Воронов, словно у них было назначено свидание. Елена Петровна не хотела подглядывать и отвернулась, но минуту спустя опять выглянула в окно. Они стояли и оживленно беседовали. И какое, казалось бы, ей дело до того, кто, где и с кем разговаривает, но ничего она не могла поделать с тем, что эта встреча Айно с Вороновым была ей чем-то неприятна.
Елена Петровна поставила обратно на комод свою фотокарточку. Потом задумчиво раскрыла альбом и стала рассматривать пожелтевший снимок на первой странице. Тоненькая блондинка в голубом летнем платье. Неужели это она? Когда она успела превратиться в полную женщину средних лет, на висках которой уже появилась седина, лицо огрубело, покрылось морщинами? Огрубело не только лицо. Она уже не вздыхала, как прежде, вспоминая прошлое. Да, сильно она изменилась. Хорошо еще, что она блондинка — седина не так заметна. Мало же в ней осталось от той молодой и красивой женщины с маленьким ребенком на руках, которая изображена на фотографии, слишком мало... Но это ее ребенок. Навсегда ее. Она помнит о Мирке все до самых мельчайших подробностей, как может помнить только мать. По глазам, большим и голубым, как у нее самой, она всегда видела, когда девочка собиралась заплакать или засмеяться. Нет другого ребенка на свете, у которого были бы такие пухлые ручонки, словно перехваченные в запястье тонкой, невидимой ниточкой...
Рассматривая снимок, она опять вспомнила маленькую избушку. Однажды Мирка, карабкаясь на стол, упала на спину, задела за стул, и из-под левой лопатки пошла кровь. Как они с Колей тогда испугались! А Мирка и тогда почти
не плакала. Рана зажила быстро, но маленький рубец остался.
И снова, как всегда, когда она смотрела на этот снимок, Елена Петровна как наяву увидела себя в кузове грузовика, крепко прижимающей Мирку к груди... Когда засвистели бомбы, Мирка в страхе закричала: «Мама-а!» Больше ничего Елена Петровна не слышала... Она пришла в сознание только в полевом госпитале. Оказалось, партизаны подобрали ее на дороге среди убитых женщин и детей и переправили через линию фронта.
А молодой человек, который стоит за креслом,— ее Коля, единственный и навсегда ее.
Их уже нет — ни маленькой Мирки, ни Коли. И никогда не будет.
Елена Петровна не прослезилась, даже не вздохнула, рассматривая снимок. За шестнадцать лет она уже выплакала все слезы.
Потом она стала разогревать ужин для Нины. Девушка прибежала румяная, веселая. Оказалось, по пути из клуба Нина успела выкупаться в реке. «Ванны-то у нас нет»,— объяснила она смеясь. Жадно уплетая ужин, она рассказала Елене Петровне, что звонила в Петрозаводск и угрожала «поднять бузу», если не привезут плиты. Ведь из-за них задерживается монтаж многих машин. Ей ответили, что поднимать шума не надо — плиты уже посланы.
Однако, раньше чем поступили плиты, на стройку нагрянула рейдовая бригада республиканской газеты вместе с комиссией из районных организаций. На месте в состав рейдовой бригады включили рабочего Петрикова Николая Карловича, на основании письма которого и начато было расследование положения дел на стройке. Кроме него к работе по сбору материалов хотели привлечь инженера Нину Венедиктовну, но она отказалась, сославшись на свою занятость и на то, что она уже сказала все на производственном совещании.
Приезд всяких комиссий нервирует и будоражит людей, нарушает их привычный ритм работы. Так и теперь, комиссии и рейдовой бригаде нужны были материалы и различные данные почти от всех отделов — больше всего от производственного отдела, отдела снабжения, от бухгалтерии. Часами они беседовали с секретарем партийного бюро.
Много отнимали члены комиссии времени у председателя месткома, единственного человека, который отнесся к приезду комиссии совершенно спокойно. Председателем
месткома работал инвалид Отечественной войны, пенсионер Маккоев Осип Трофимович. Получая приличную пенсию, он отказался от оклада председателя месткома. Работал он с душой, правда почти не вникая в производственные проблемы; большую часть времени он проводил в клубе, библиотеке, занимался с кружками художественной самодеятельности. Своей единственной рукой он удивительно хорошо рисовал лозунги, придерживая другим плечом холст или бумагу. На концертах он был остроумным конферансье.
Но комиссии от него не было почти никакой пользы, потому что проверяли в основном именно производственную работу, а культмассовой работы касались лишь мимоходом. С Маккоевым попытались поговорить об интересовавших комиссию людях, узнать его мнение о них. Но по данным им характеристикам все, о ком бы ни заводили речь, оказывались и волевыми, и отзывчивыми, и талантливыми: Воронов — волевой, принципиальный, отзывчивый командир производства, который только тем и занимается, что прислушивается к мнению всех подчиненных, а потом самые мудрые советы применяет на практике. Прораб Елена Петровна—самая душевная женщина на стройке, много пострадавшая и потому понимающая нужды и заботы друг и х. Новый инженер Пина Венедиктовна—это настоящий представитель нового поколения: в ней сочетается талант, преданность делу, трудолюбие со скромностью...
Такую же характеристику он дал секретарю партийной организации, хотя о том не спрашивали, главному инженеру, начальнику отдела снабжения, всем, кроме главного бухгалтера, который, по словам Маккоева, оказался единственным бюрократом, грубияном, зажимщиком критики, оторванным от жизни и окружившим себя только цифрами и директивами. Из беседы с Маккоевым члены комиссии не могли сделать никаких выводов относительно интересовавших их людей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91