Вот и сегодня они обедали вместе. Елена Петровна собиралась, как только примут заказ, посоветоваться, как лучше настлать разделочную эстакаду и весь нижний склад. Сорокамиллиметровые доски — слишком шаткое основание. Потом, чего доброго, придется настилать заново. А четыре тысячи квадратных метров — это не шутка.
Подошла официантка.
— Мне «мясо по-домашнему»,— решила Елена Петровна.
Воронов усмехнулся:
— И мне тоже хочется по-домашнему.
Это отбило у Елены Петровны охоту говорить о нижнем складе. Они молча ели «мясо по-домашнему». Потом, когда принесли блины со сметаной, Воронов как бы между прочим обронил:
— Дома я любил блины чуть подрумяненные. В столовой так не умеют готовить.
Елена Петровна кивнула:
— Их надо печь на маленькой сковородке на углях.
Вместе они вышли из столовой. Переходя через реку
по понтонному мосту, Елена Петровна спросила:
— Вы говорили о новом инженере по монтажу машин. Скоро ли он прибудет?
— Обещали скоро. Прямо из института.
— Молодым дорога! — Елена Петровна улыбнулась и вздохнула.
Воронов спросил с участием:
— А как у тебя с учебой? Трудно?
— Конечно, в таком возрасте. Скоро опять сессия.
— Если нужно будет и если смогу, охотно помогу.
Елена Петровна не могла сдержать улыбки, когда Воронов, положив руку на сердце, добавил:
— Но ты такая гордая, что, конечно, не попросишь помощи.
Так они говорили всегда — говоря о служебных делах на «вы», а в остальном — на «ты».
Воронов протянул ей руку, помогая взбираться по крутой тропинке. Было очень скользко. Без помощи Воронова она, пожалуй, не устояла бы на ногах.
И вдруг...
Вдруг раздался оглушительный взрыв: взметнулось пламя, полетела земля, камни...
Они ничком бросились на землю. Им обоим показалось, что они перенеслись назад, в страшные годы войны. Елена Петровна, словно наяву, услышала испуганный голос своей дочурки: «Ма-а-ма!», а Воронову почудилось, что он снова где-то в Восточной Пруссии. Они прижались к земле, ожидая следующего взрыва. Воронов лежал лицом к земле, и ему вспомнилась одна картина. Где же это было? Ах да, в Германии, уже после войны. Немецкие женщины и дети устроили воскресник по очистке школы от мусора и хлама, оставшихся от какого-то немецкого подразделения. И вдруг раздался взрыв. Тогда тоже в первые секунды после взрыва царила зловещая, тугая тишина. Люди ждали следующего взрыва. Но его не последовало. А раздались отчетливо резкие после такой тишины крики и плач: плакали раненые дети и женщины. Вернее, это был даже не плач, а что-то более страшное, душераздирающее, это была боль, помноженная на ужас. Это было страшнее, чем взрыв. Люди, недавно освободившиеся от кошмаров войны, теперь снова увидели ее зловещий оскал. Это взорвалась мина, подложенная немцами в свою же школу. Она предназначалась, конечно, для противника, но погибли свои же, немцы. А ведь что-то подобное получилось у них со всей затеянной фашистами войной.
Это сравнение пришло Воронову в голову, конечно, не в это мгновение, когда он лежал, припав к земле, и в глазах быстро мелькали какие-то искры. Он задумался над этим после, уже вечером, когда лег спать и никак не мог заснуть: как только он закрывал глаза, опять видел взрыв.
Мягко шлепнулись последние куски земли, и настала тишина. Она казалась бесконечно долгой. Потом они услышали встревоженные крики. Елена Петровна и Воронов вскочили на ноги и ринулись к стройке, где еще расходился синий дым. Сбегались люди, что-то спрашивали друг у друга и размахивали руками.
Первое, что они увидели, было окровавленное лицо экскаваторщика Николая Никулина. Из-под ковша машины поднимался дым, торчали стальные зубья, обезображенные и беспомощные. Передняя часть машины была расплющена. Никулин ощупывал лицо и удивленно рассматривал окровавленные руки. Воронов крикнул:
— Николай, видишь меня?
— Конечно, вижу—пробормотал парень.
— Ну глаза, значит, целы,— Воронов немного успокоился.
Все недоумевали: откуда взрыв? Наконец Вася Долговязый пояснил:
— Это все она... война.
Оказалось, экскаватор подорвался на противотанковой мине. Никто не мог объяснить, почему она не взорвалась раньше, хотя здесь проходили автомашины, тракторы, ее не заметили и минеры, прочесывавшие в свое время эти места. Потом, тоже давно, здесь рыли котлованы строители. И сколько же лет мина может оставаться опасной?
Воронов продолжил мысль Васи Долговязого:
— Да, мы уже стареем, дети уже выросли, внуки появляются, а война все еще напоминает о себе.
Из строящегося здания вышел Петриков, весь в глине, в волосах песок и стружки, глаза испуганные и злые. Среди сбежавшихся на место происшествия была и его жена Ирья. Она бросилась к мужу, стала судорожно ощупывать его, но быстро успокоилась, не увидев на нем крови. А он, не замечая жены, уставился округлившимися глазами на начальника и заговорил отрывисто, дрожа от гнева:
— Техника безопасности... 3-забота о людях... Говорить вы м-мастера, любо слушать! А все это — фальшь, обман... Вам главное план, а не люди! Н-не могли р-разминировать. П-п-пусть, мол, п-п-подрываются. Нет, это так вам не п-пройдет!
Ирья поддакивала мужу, злобно поглядывая на Воронова:
— Да не у всех же дети, есть люди поумнее других...
Елена Петровна успокаивала их:
— Николай Карлович, Ирья, что же вы... Ничего же не случилось...
— Не случилось — и говорить не стоит, да? — Ирья набросилась на нее.— А когда у человека голову оторвет, тогда говорить будет поздно. Тебе легче, Елена Петровна, твое дело ходить да командовать. Ты была далеко, когда тут людей калечило.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91