— А я возьму тебя вот так и внесу в дом.
Велосипед Мирьи упал на дорогу. Она вскрикнула и вцепилась в волосы юноши. Губы их встретились, секунды две длилась тишина. Мирья вырвалась из объятий Нийло и отвернулась. Юноша поднял велосипед с земли и повертел его руль. Потом тихо спросил:
— Мирья, ты не сердишься?
Девушка взяла из его рук велосипед и потребовала:
— Обещай больше никогда не делать этого.
— Обещаю, если не будешь сердиться.
Такое обещание он давал и раньше, но каждый раз на этом самом месте нарушал его. Дальше провожать себя Мирья не разрешала. Они постояли молча, потом девушка поставила ногу на педаль велосипеда:
— Мне пора. Надо доить коров, и папа, наверно, уже вернулся...
— Неужели ты уже уходишь? — пробормотал юноша.
— Иди, Нийло, иди.
Мирья нажала на педали и исчезла за скалой. Растерянный юноша остался стоять на месте. Сегодня прощание вышло холоднее, чем когда-либо раньше.
Мирья сама чувствовала это. Сегодня Нийло показался ей чужим. Правда, и раньше Нийло был Нийло, дом оставался домом: их отделяла высокая скала.
Прошло три месяца с того дня, когда Нийло первый раз проводил ее до этой скалы. Все началось с прощального вечера в Рабочем институте. Мирья попала туда совершенно случайно, но вечер начался так интересно и непринужденно, что все — и знакомые и незнакомые — сразу стали друг с другом на «ты» и закружились в веселом хороводе. Потом играли в зайцев и разные игры, словно дети, хором пели песни.
В девять вечера собрались во дворе на спуск государственного флага. Это был торжественный момент. Песня сама вырвалась из груди:
На самой я верхней ветке, Над Харьюльским холмом, Куда я гляну — всюду Озера, озера кругом...
Мирья пела так вдохновенно, что даже вздрогнула при словах:
Ой, боже, дай силы нам больше, Чтоб родину вечно любить...
Родину! Она вдруг вспомнила, что у нее есть и вторая родина. Правда, о второй своей родине, о Советском Союзе, она знала лишь то, что ей рассказал отец, гражданин Финляндии. Отец был там всего один раз. Да и то его увезли туда под конвоем и так же привезли обратно. Он успел увидеть только илистые берега Хижозера на Масельском направлении. Советских людей отец сам знал только по ураганному огню, который они обрушивали на врагов из автоматов и наводивших страх «катюш» — гектарных пушек, как их называли финские солдаты.
Теперь отец знал об этой стране намного больше и часто рассказывал жене и дочери, что там делается. Они часто слушали радиопередачи из Москвы и Таллина, иногда из Петрозаводска. Слушая передачи из Петрозаводска, Мирья
подолгу сидела, подперев щеку рукой, и мысли ее уходили далеко. Алина и Матти переглядывались. Алине хотелось выключить радио, но Матти делал ей знак рукой: пусть слушает.
В раннем детстве Мирья даже не подозревала, что у нее может быть какая-то другая родина. У нее были отец и мать, как и у всех детей. Но однажды, играя с детьми с окрестных хуторов, она поссорилась с дочкой Хеврюля, и та вдруг, отбежав на безопасное расстояние, крикнула Мирье:
— А ты не финка, вот! — и показала язык.
— Как так не финка? — Мирья ничего не понимала.
— Ты из страны рюсся, вот!
Дети притихли. У Мирьи от обиды слезы навернулись на глаза. Она знала, что рюсся — это что-то очень оскорбительное, а Советский Союз — это большая страна, которая всех побеждает на войне. Но при чем тут она, Мирья?
Глотая слезы, она побежала домой и рассказала матери, как ее оскорбили. И удивительное дело — мать ничего не опровергла, а только вся сжалась в комок, погрустнела. Отец тоже был дома. Он взял Мирью на колени и сказал:
— Ты уже большая, Мирья, и должна узнать правду,
Ты из Советского Союза...
Алина поспешила добавить:
— Это еще ничего особенного не значит. У тебя отец и мать, как и у всех других. Мало ли кто где родился!
Ну да, конечно, у нее мать и отец, как и у других, даже лучше. Мирья вытерла кулачком слезы, еще несколько раз всхлипнула, но играть в тот вечер так и не вышла. Оставалось загадкой, когда же ее мать Алина успела побывать в Советском Союзе. Прошло время, прежде чем Мирья узнала всю правду и еще много такого, о чем и не подозревали другие дети. Отец вечерами рассказывал так просто, так интересно:
— В Советском Союзе люди живут иначе, чем у нас. Там нет господ, там все равны...
О, теперь Мирье было что ответить обидчице. С гордостью говорила она своим маленьким подружкам:
— Я не из страны рюсся, а из Советского Союза. Там нет господ, там все равны. Конфеты делят между детьми поровну, и учитель не может поставить ученика в угол!
Тогда ей было семь лет. Осенью она собиралась в школу.
Завернув за скалу, Мирья слезла с велосипеда и пошла пешком, ведя машину за руль. Ей хотелось побыть одной и разобраться в своих мыслях.
Нийло был таким внимательным, ласковым, честным. Правда, их мнения не во всем совпадали. Мирье, например, нравились вечера в Рабочем институте, куда она иногда ходила с Нийло, а он был недоволен вечерами в Демократическом союзе молодежи, куда, в свою очередь, Мирья приглашала его. Все там было, по его мнению, слишком идейным — и речи, и стихи, и песни. «Даже кофе пили с таким постным видом, точно на именинах у старой девы»,— ворчал Нийло. Мирья от души смеялась, но горячо возражала: он явно преувеличивал. Уж во всяком случае, когда пили кофе, стоял такой шум и смех, что наверняка ни одной сороки не осталось на крыше. Особенно Лейла—чего она только не выдумывала! Единственно серьезным во всей той компании оставался сам Нийло. Может быть, у парня создалось такое впечатление из-за того, что помещение Демократического союза молодежи было не таким просторным и роскошным, как здание Рабочего института.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91