— Куда же вы? В гостиницу — рано. Даже одиннадцати нет.
— Я что-то устала.
И Воронов заговорил, сам того не замечая, с необычайной теплотой:
— Елена Петровна, не кажется ли тебе, что мы с тобой слишком много и часто спорим и грыземся друг с другом? Бывает, вечерами я лежу и думаю: зачем это? Мы же с тобой все-таки люди одной судьбы и во многом похожи друг на друга. Оба много работаем. И у обоих в жизни ничего и никого, одна лишь работа...
Елена Петровна, словно не расслышав, спросила озабоченно:
— Скажите, вы сегодня договорились о пересмотре проекта монтажных работ в мебельном цеху?
— Я написал свои, вернее — наши соображения. Но такие дела не сразу решаются. Но... вы так и не ответили на мой вопрос.
Она ответила уклончиво:
— На ваш вопрос? Нет, знаете, мы все же во многом разные люди, Михаил Матвеевич. А ругаться нам действительно не стоит. Зачем? Вы правы.
Воронов не ответил. Быть может, он вспомнил последнее письмо Ольги, ее слова: «Семья — не батальон, в мирное время идут не строем, а рядом, как равные».
Откровенный, задушевный разговор оборвался, и дальше они шли молча. Молча пришли к гостинице, молча разошлись по своим номерам, а утром встретились в вестибюле с чемоданами в руках, чтобы отправиться на вокзал.
В вагоне Елене Петровне вдруг захотелось продолжить свои воспоминания. Поговорить о невысказанных мыслях, о неосуществленных мечтах, о недостроенных зданиях, о неустроенной жизни. Поделиться о том, не хватит ли ей скитаться с места на место и не обосноваться ли ей в Туулилахти.
Воронов сидел задумчивый, с потухшей папироской в руке и смотрел в окно. Она, сидя напротив него, пыталась угадать, о чем он думает.
Словно в ответ на ее вопрос Воронов промолвил:
— Интересно, что там Айно Андреевна поделывает за границей? Она такая непосредственная: придет в восторг — сразу же скажет, возмутится — тоже...
У Елены Петровны сразу пропала всякая охота делиться своими воспоминаниями, мыслями и планами. Она сухо ответила:
— Скоро она вернется, сама расскажет.
Сколько бы Воронов потом ни порывался заговорить то об одном, то другом, его спутница отвечала односложно или молчала.
Поезд прибыл в Туулилахти вечером. Увидев на перроне Нину, Елена Петровна почувствовала такой прилив нежности, что с трудом сдержалась, чтобы не выскочить и не броситься обнимать девушку. Она так отвыкла от этого, что заставила себя спокойно выйти из вагона, и, только на мгновение прижав к груди Нину, заворчала на нее:
Ишь нарядилась! Кто же это в будний день в таком платье ходит?
Папа, по-видимому уже привыкшая к подобным проявлениям нежности со стороны Елены Петровны, деловито сообщила, что надо спешить домой, потому что -на плите стоят горячие пельмени, ею приготовленные.
— Ты что? Ушла и плиту оставила топиться? Нет? А то я тебе...— Елене Петровне больше не к чему было придраться.—Ну как ты тут без меня? Письмо от мамы было? Ну как, она?
На следующий вечер после возвращения из Петрозаводска Воронов созвал производственное совещание, чтобы рассказать о новостях и посоветоваться о создавшемся положении. До сих пор некоторые объекты стройки недоуком- плектованы технической документацией. Это значит, что работы на объектах уже ведутся, а настоящих рабочих чертежей на них нет. Например, для подачи производственной воды необходимо построить насосную станцию, проложить водопровод, канализацию. Чертежи пока не поступили, и в ожидании их уже вырыты траншеи. Начальник стройки
считал, что эти работы нужно продолжать: он высказал уверенность в том, что существенных расхождений между будущей документацией и производимыми работами не будет.
На совещании присутствовал инженерно-технический состав, прорабы, бригадиры, монтажники, электросварщики. Из каменщиков был только Петриков. Он внимательно слушал выступления, некоторым кивал головой. Он был в сером, хорошо выглаженном костюме и белоснежной сорочке с открытым воротничком. Когда кто-нибудь из выступающих вносил свои предложения, Петриков вопросительно смотрел на Елену Петровну, будто его прежде всего интересовало ее мнение. Некоторым Елена Петровна кивала в знак согласия, а чаще только внимательно выслушивала и что-то отмечала в маленьком блокноте. Записная книжка была в руках и у Петрикова, он ее то перелистывал, то быстро делал какие-то записи.
Присутствие Петрикова на производственном совещании несколько удивило Воронова. «Видимо, он человек деловой, только вот иногда лишку за галстук закладывает,— заключил он.— Надо поддержать человека». Поймав взгляд Елены Петровны, он даже одобрительно кивнул в сторону Петрикова. Елена Петровна поняла и улыбнулась в ответ. Она думала о том же: «Человек чуть споткнется, а мы уже готовы его бить, вместо того чтобы помочь ему удержаться на ногах».
Слово взяла инженер Нина Венедиктовна. Она долго перебирала разрозненные клочки бумаги, сортируя их. Заметно было, что она очень волнуется.
«Как на экзаменах, со шпаргалкой»,— подумал Воронов. Такая нерешительность вызывала в нем раздражение, и он бросил, усмехнувшись:
— Вы, Нина Венедиктовна, уже, по-видимому, успели ознакомиться с нашей обстановкой. Во всяком случае, должны были. Нам очень интересно выслушать ваши соображения.
— Интересно или не интересно — не знаю, но мне кажется, что общая обстановка на стройке напоминает наличие десятка карликовых электростанций, которые строились в первые годы после революции. Одни из них работали с большим напряжением, другие—с меньшим, одни более/или менее постоянно, другие — с перебоями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91