Ее голова
склонилась над книгой, и очки в пестрой оправе придавали затененному лицу
особо сосредоточенное выражение. Сосредоточенность ее была настоящей:
женщина даже не заметила меня.
- Прошу прощения. Я ищу миссис Слокум.
- Это я прошу прощения, - на меня взглянули, снизу вверх, с
неподдельным изумлением. И сняли свои странные очки. Ба, да это Кэти
Слокум. Очки делали ее старше лет на десять, да и фигура тоже могла ввести
в заблуждение: настоящая фигура, того типа женщин, которые формируются
физически очень рано... Глаза большие и глубокие, как у матери, черты лица
еще более правильные, гармоничные. Я мог понять тягу к Кэти, очень юному
созданию, искушенного шофера Ривиса.
- Меня зовут Арчер.
Девушка смерила меня долгим и холодным взглядом. Не узнала.
- Я Кэти Слокум. Вы хотите видеть маму или бабушку?
- Маму. Она просила меня приехать на вечер.
- Это не ее вечер, - тихо, вскользь заметила Кэти, словно про себя.
Избалованное юное создание продолжило рассматривать меня, и две
вертикальные складки легли между ее бровей. Она меня все-таки вспомнила, и
морщинки разгладились; она спросила очень мягко: - Вы мамин друг, мистер
Арчер?
- Друг ее друга. Вас смутили мои Берттиллоновские размеры?
Она была достаточно умной, чтобы понять меня, и достаточно молодой,
чтобы покраснеть.
- Извините, я не хотела быть грубой. Мы видим так много незнакомых
людей, - это можно было расценить как объяснение ее интереса к
грубияну-шоферу. - Мама только что поднялась к себе после купания. Она
одевается. А папа еще не вернулся из театра. Не будете ли вы любезны
присесть?
Я опустился на качалку рядом, забавляясь мыслью, что сюда мог сесть
юноша, который оказался бы в ее вкусе. Книга, которую Кэти держала в
руках, а теперь положила на диванную подушку между нами, оказалась не
чем-нибудь, а курсом теории психоанализа!
Кэти решила завязать беседу. Раскачивая взад и вперед очки, держа их
за дужки, сообщила:
- Папа репетирует пьесу в Куинто, вот по этому поводу у нас и
состоится встреча. Папа, я вам скажу, действительно прекрасный актер, -
заявила она несколько нарочито категорично.
- Я знаю. Намного лучше, чем сама пьеса.
- Вы ее видели?
- Я видел сегодня одну сцену.
- И что вы думаете? Разве она не хорошо сыграна?
- Достаточно хорошо, - ответил я без энтузиазма.
- Нет, что вы в самом деле думаете о ней?
Ее взгляд был такой детскичестный, что я ответил прямо:
- Им следовало бы придумать новое название и написать потом новую
пьесу... если весь спектакль выдержан в том же духе, что и первый акт.
- Но все, кто видел его, считают, что это по-настоящему
художественная вещь. Вы всерьез интересуетесь театром, мистер Арчер?
- Вы хотите спросить, знаю ли я тот предмет, о котором берусь судить?
Возможно, что и нет. Я работаю для одного человека в Голливуде, который
занимается литературными сценариями. Он и послал меня посмотреть эту
пьесу.
- О, Голливуд!.. Но папа говорит, что пьеса слишком сложна для
Голливуда. Она написана не по шаблону. Мистер Марвелл собирается показать
ее на Бродвее. Там ведь нет каких-то заранее принятых, обязательных
постановочных норм, как вы считаете?
- Наверное, нет... Кстати, кто он - мистер Марвелл? Я знаю, что он
автор и постановщик пьесы, но - это все, что я знаю.
- Он английский поэт. Учился в Оксфорде. Его дядя - член палаты
лордов. Он близкий папин друг, и папе нравится его поэзия, и я пытаюсь
читать кое-что его, но... не могу понять. Его стихи очень трудны, там
сплошная символика. Как у Дилана Томаса.
Это имя не произвело на меня никакого впечатления.
- Ваш отец тоже поедет в Нью-Йорк, если Марвелл повезет пьесу на
Бродвей?
- О нет. - Очки в руках девушки описали круг и с вполне различимым
стуком ударились о ее колено. - Папа только помогает Фрэнсису. Он играет в
спектакле даже только для того, чтобы самому почувствовать, как "пойдет"
спектакль. Он просто оказывает поддержку. У него нет никаких актерских
амбиций, хотя он действительно прекрасный актер. Не правда ли?
"Посредственный любитель", - подумал я. Вслух сказал:
- Вне всякого сомнения.
Девушка говорила о своем отце и почтительно, и эмоционально, губы ее
произносили слова мягко и ласково. Будто лепестки цветка раскрывались.
Руки успокоились. Но когда через несколько минут появился на веранде сам
"папа", а за ним по ступенькам взбежал Марвелл, Кэти Слокум посмотрела на
Джеймса Слокума с плохо скрываемым испугом.
- Здравствуй, папа, - еле выдавила она из себя. Кончиком языка она
облизнула верхнюю губу, а потом сжала зубы.
Отец направился прямиком к ней. Среднего роста, худощавый, он был
достоин иметь торс, шею и голову, подходящую... ну, по меньшей мере, для
гомеровского героя.
- Я хочу поговорить с тобой, Кэти. - Лицо отца приняло суровое
выражение, с которым несколько дисгармонировали чувственные полные губы. -
Я полагал, что ты подождешь меня в театре.
- Да, папа. - Она обернулась в мою сторону. - Вы знакомы с моим
папой, мистер Арчер?
Я поднялся из качалки, поздоровался. Джеймс Слокум оглядел меня
печальным взглядом своих карих глаз и протянул мне неожиданно безвольную
руку - вялым жестом, словно эта мысль пришла к нему с запозданием.
- Фрэнсис, - обратился он к белокурому мужчине, вставшему рядом, -
как вы посмотрите на то, чтобы вместе с Арчером пойти и соорудить
коктейль?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72