.. Я хотел спросить вас вот о чем: вы-то не видели
поблизости кого-нибудь из посторонних?
Этого вопроса я все время и ждал. Разговаривая, размышлял, как на
него ответить. Логично подозревать Ривиса: был около места предполагаемого
преступления, подвыпил, на что-то обижался. Но когда я подобрал его по
дороге обратно, он не производил впечатления человека, только что
совершившего убийство. И время встречи не сходилось с временем смерти
миссис Оливии. Однако если полиции нужно быстрое и легкое решение, за
такую версию схватятся. Я видал, как подобное случалось раньше, в дебрях
Лос-Анджелеса. Уверен ли я в полиции Нопэл-Велли? Я решил, что Надсону
можно доверять, но все-таки попридержал одну карту. Я не сказал ему, что
когда встретил Ривиса, было точно восемь двадцать три на циферблате в
машине и на моих наручных часах. Правда, Ривис-то и обратил внимание на
точное время, а это могло означать, что Ривис попытался использовать меня
в обосновании своего алиби. Я не люблю, когда меня используют.
Затянувшаяся пауза Надсону не понравилась, но он сдержался.
- Вы подобрали этого парня за воротами где-то после восьми. Вы
понимаете, мы не знаем, когда она была убита, и боюсь, никогда не узнаем.
Показания Марвелла неубедительны. В первый раз он даже не упомянул о
всплеске, который слышал, или думал, что слышал. Не гнездилась ли у Ривиса
в голове мысль об убийстве? Как по-вашему?
- А можно ли наслаждаться подобной мыслью? Он был в хорошем
настроении.
- Что он за парень? Он попадался мне на глаза, но я никогда с ним не
разговаривал.
- Ничего особенно подозрительного я не заметил. Он мог бы стащить у
своей матушки деньги, чтоб поиграть на скачках, но вряд ли стал бы толкать
пожилую даму в воду. Ненормальный? Может быть, но не совсем. Из того, как
человек говорит, это видно.
Надсон наклонился ко мне, широкий, как и крышка стола.
- Вам понравился парень? Поэтому вы позволили ему ускользнуть от
Фрэнкса?
- Я, знаете ли, потерял свою обычную бдительность, когда пуля чуть не
угодила мне в почку. Мне вовсе не нравится Ривис, но некоторым он
нравится, - при этих словах я пригнулся совсем низко к столу. - Кэти
Слокум он очень нравится.
Лицо Надсона налилось кровью.
- Неправда! Вы лжете... Кэти не связывается с отбросами общества.
- Не принимайте мои слова близко к сердцу, Надсон. - Я встал. -
Хотите, спросите ее отца.
Жизнь словно ушла из его лица. Он взял у полицейского блокнот и
вырвал последнюю страницу, исписанную карандашом.
- Эдди, иди отдохни. - И обратился ко мне: - Что вы-то намерены
делать? Поможете нам найти Ривиса?
- Я поговорю с миссис Слокум.
- Она с мужем там, в комнате напротив гостиной.
Я произнес:
- Я не лжец, Надсон.
- Что? - Он медленно выпрямился. Мы были приблизительно одного роста,
но Надсон был массивнее и сильнее. Огромное мускулистое тело заполняло
любую комнату, даже когда мысль в глубине бледно-голубых глаз блуждала
далеко.
- Я не лжец, - повторил я.
Холодно-враждебный взгляд сфокусировался на мне.
- Ладно, - сказал он, будто подумав. - Вы не лжец.
Он снова сел за стол, плечи опустились, словно у крупного пальто на
вешалке меньшего размера.

8
Проходя мимо открытой двери в гостиную, я мельком оглядел людей,
сидевших там в ожидании встречи с Надсоном. Лица у всех бледные. И хмель,
и веселые разговоры испарились полностью. Не верилось, что это гости,
которые собрались провести приятный вечер в мирном доме. Гостиная особенно
напоминала пещеру; под потолком витала смертная тень - тень ее хозяйки.
Выйти из пещеры было нельзя: у двери на стуле сидел полицейский в
голубой рубашке, чуть согнувшись, он изучал фуражку у себя на колене,
заинтересованно, будто лицо близкого друга, который был с ним в долгой
разлуке.
Я подошел по коридору к двери в другую комнату. Заперто. Я собирался
постучать, но тут послышалось, как мужчина за дверью произнес короткое
слово, которое никак не вязалось с представлением о теноре, человеке
высокой культуры. Я вздрогнул. Тенору ответила женщина, ответила что-то
так быстро и тихо, что слов я не разобрал. Но всхлипывания ее после
реплики достигли моих ушей, вполне отчетливо.
Я прошел по коридору чуть дальше, к следующей, соседней двери, открыл
ее и оказался в темной комнате, рядом с той, где муж и жена беседовали
друг с другом. Приглядевшись, заметил, что... моя комната была не совсем
уж и темной - свет проникал сюда из холла, слегка мерцая на стекле и
серебре посуды, которая наполняла буфет. Да и со стороны комнаты "диалога"
шел слабый свет, тонкая полоска его пробивалась из-под старинных
раздвижных дверей, что отделяли "мою" комнату (очевидно, столовую) от
соседней. Я тихо двинулся к раздвижным дверям и затаил дыхание возле них.
Мод Слокум:
- Я перестала пытаться сделать что-либо, перестала... Долгие годы
делала для тебя все, что было в моих силах. Это не помогло. Теперь мое
терпение кончилось, Джеймс.
- Ты никогда и не пыталась. - Голос Джеймса безжизненный и горький. -
Ты жила в моем доме, ела мой хлеб и ни разу не сделала даже слабой попытки
помочь мне. Если я и законченный неудачник, как ты говоришь, то по твоей
вине, ничуть не в меньшей мере, чем по моей.
- Дом не твой, а твоей матери, - язвительно возразила она, - хлеб не
твой, а твоей матери, чрезвычайно пресный каравай!
- Оставь эту тему!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72