- И заковылял обратно.

Люди в Куинто, на его улицах, выглядели словно изможденными солнцем.
Темные до черноты - служители великому светилу - молодые в легких,
открытых костюмах для загара и купанья, а старики... темны от старости,
жилисты, морщинисты от прожитых лет. Белые испанские домики в ярких
солнечных лучах казались нарисованными, словно это были декорации, но в их
разбросанности и белизне под густо-синим небом таилась своеобразная
красота. Внизу и слева от пересекающихся улиц Куинто синей стеной
вздымалось море.
Около здания суда я припарковал машину и зашел перекусить в
ресторанчик напротив.
На официантке был фартук с красным орнаментом, который составлял со
скатертью прекрасную пару. А цвет лица девушки, подумалось мне, подходит к
цвету кофе. Я немного прибавил ей сверх обычных чаевых и потом направился
к "Театру Куинто". На моих часах стрелки показывали два: время, когда
репетиция, по моим расчетам, должна идти полным ходом. Если спектакль
состоится в конце недели, то к среде актеры должны бы... как они там
говорят?.. прогнать всю пьесу целиком.
Театр стоял в глубине улицы на лужайке, заросшей желтеющей травой.
Это было массивное здание, почти без окон, осыпавшаяся штукатурка
запятнала стены. Две источенные непогодой колонны украшали собою портик.
Приклеенные к ним афишы, оповещали о всемирного значения премьере:
давалась пьеса Фрэнсиса Марвелла "Железный Человек". По стене внутри
портика рядом с кассой висели на листе голубого картона фотографии: мисс
Дженнет Дермотт в роли Клары (блондинка с мечтательными глазами), мисс Лэй
Гэллоуэй в роли жены (резкие черты лица и профессионально широкая улыбка,
когда крупные зубы, кажется, готовы съесть любого из зрителей).
А вот и глянцевый мужской портрет... Мужчина лет сорока, мягкие
волосы, благородный лоб. Большие, полные грусти глаза, небольшой
чувственный рот. Фотография сделана в три четверти, чтоб подчеркнуть
профиль, который был, ничего не скажешь, красив. Подпись: "Мистер Джеймс
Слокум в роли Железного Человека". Если верить фотографии, то мистер
Джеймс Слокум мог быть предметом обожания лиц из прекрасной половины
человечества. Но не моим, признаться.
Довоенного образца седан "паккард" подъехал к театральной лужайке, из
машины вышел молодой человек, широкоплечий, длинноногий, в плотно
облегающих ягодицы джинсах и гавайской рубашке в цветочек. Черная
шоферская кепка была явно не в его стиле. Видно, он сам это чувствовал:
перед тем как захлопнуть дверцу машины, он бросил ее на переднее сиденье,
показав мне блестящую шевелюру волнистых волос.
Парень взглянул на меня. Глаза его казались светлее, чем были на
самом деле, - так бывает у хорошо загорелых брюнетов... Еще один предмет
воздыханий. Такие стадами пасутся летом на курортах Калифорнии.
Предмет-два открыл тяжелую дверь в здание театра слева от меня,
прошел внутрь, дверь захлопнулась за ним. Я помедлил с минуту и
проследовал за красавцем в вестибюль - маленький, тесный и слабо
освещаемый красной лампочкой с надписью: "Выход". Парня уже не было,
видно, он скрылся за дальней дверью в зал, за которой слышался гул
голосов. Я пересек вестибюль и тоже вошел в зрительный зал. Полный мрак
вокруг, за исключением сцены, которая была освещена и на которой
находились люди. Я опустился на боковое кресло в последнем ряду партера,
подумав мимоходом над тем, какого черта мне здесь надо.
Сцена, уже подготовленная к спектаклю, представляла английскую
гостиную. Однако актеры еще не надели костюмов. Джеймс Слокум, такой же
привлекательный на сцене, как и на фото, в желтом свитере с высоким
воротом, что-то репетировал с белокурой девушкой в джинсах.
- Родерик! - говорила девушка. - Зная о моей любви к вам, вы ни разу
не обмолвились об этом. Почему же?
- Почему я должен был это сделать? - С видом величайшего изумления
пожимал плечами Слокум. - Вы были довольны тем, что любили, я был доволен
тем, что любили меня. Разумеется, я делал все от меня зависящее, чтобы
поддержать в вас это чувство.
- Что вы говорите? - Она переиграла, выражая свое удивление
услышанным от партнера ответом, и ее голос едва не сорвался на крик. - Но
я-то, я-то ничего не знала!
- Да, я позаботился о том, чтобы вы ничего не узнали, пока не подошли
к той зыбкой черте, что отделяет восхищение от страсти. Но я всегда был
готов поднести спичку к вашей сигарете, сделать комплимент по поводу
вашего платья, трогательно пожать вам руку при прощании. - Слокум сделал
рукой движение, как бы непреднамеренно касаясь женской руки.
- Но ваша жена... что она? Мне кажется невероятным, чтобы вы... вы
осознанно делали меня виновной в кромешном аде супружеской измены!
- Кромешный ад? О чем вы, моя дорогая? Наоборот, страсть - это свет
тысячи солнц, это ослепительный блеск весеннего дня, это великолепное
сияние радуги! - он произносил все эти слова звенящим голосом, и в каждом
сравнении будто оставался след полета неудержимой стрелы. - Рядом с той
любовью, которая может воспламенить нас, законное мое супружество - это...
это существование двух кроликов, запертых в клетке.
- Родерик, я ненавижу и боюсь и обожаю вас, - провозгласила девушка и
бросилась к его ногам, рассчитанно, словно балерина.
Он протянул ей обе свои руки. Поднял с колен.
- Я обожаю быть обожаемым, - уже не выспренно, а непринужденно,
вполне убедительно произнес Слокум.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72