- Слишком низко организованной
натурой, и плоть довлела над разумом и душой. Плоть слишком сильно давила
на ее душу, главенствовала в триединстве, и вполне естественно, ничего
поделать она не смогла, хотя, мне кажется, одно короткое время пыталась,
ради меня, я был очень полезен ей, и она не желала терять выгодного
партнера... Я не осуждаю ее, о нет. Просто любовь - это свойство души, а
сплющенная плотью душа ее любить не умела, а тщиться заменить любовь
суррогатом, сексом - несбыточная и бесполезная задача. Секс с тем, кого не
любишь, это тот же онанизм, только технически усовершенствованный, и никто
меня не переубедит в обратном. Энергия плоти ею раздавалась направо и
налево, и она не могла даже вообразить, что вместе с разбазариванием
свойств тела утекали остатки души... Но я-то другой был. Когда любовь есть
- секс уже не так важен, он не глава семьи. Бесспорно, лишь секс, женатый
на любви, приносит подлинное семейное счастье, как сказал один мудрый
человек... И добавил, что "секс" - мужского рода, впрочем, мужиков всегда
больше интересовала "техническая" сторона вопроса, а "любовь" - женского,
и это закономерно, ведь для баб важнее всего "чуйства", эмоциональная
сторона... Готов с этим спорить, но не сейчас, не это главное. Но, как бы
там ни было, когда любишь, не так важно лечь в постель, гораздо важнее
все, что до, и все, что после, и в промежутках... Взгляды, общие
переживания, проблемы, события, духовные интересы, увлечения... детали,
штришки, мелочи бытия... Я боюсь, Бев, что для тебя секс слишком важен в
наших отношениях, плоть довлеет. Я не хочу второй раз оступиться на одном
и том же месте. Вот как. - И он вздохнул снова. Он всегда тяжко и часто
вздыхал, когда доводилось беседовать на такие серьезные темы. - Я не
такая, - ответила она, и он кивнул. - Да. Пока я в это верю, я буду
возвращаться к тебе... даже через десять лет, пятнадцать, двадцать, если
я... И вот что. Прошу, обойдись без секса, пока меня... нет. Я знаю, прошу
очень многого, и глупа эта просьба, фальшива до скрежета зубовного,
дремучей ревностью, частнособственничеством отдает, но... сознавать, что
вместе с энергией плоти и ты отдаешь кому-то частичку души... Человек -
существо моногамное, я понял это. Человек в моем понимании, конечно, а
право на СВОЕ понимание я заработал несомненно. Любое отклонение от
моногамии - шаг в сторону главенства плоти, а значит, к этапам, которые
пройдены до человека - животными. Хотя, быть может, я заблуждаюсь... И во
мне говорит ревнивый самец, не желающий делиться ни с кем своей самочкой,
- он грустно улыбнулся. - Мне больно, милый, что ты во мне не уверен, -
так же зеркально-грустно улыбнулась она. - Мне и самому больно. Но я
ничего не могу поделать с собой, понимаешь... Не могу, как ни стараюсь,
прости, родная. - Извинился он и вновь вздохнул. - Забери меня с собой, -
попросила она еще раз. Он отказался. - Не могу, Бев. Извини, этого я тоже
опасаюсь. Разлуки любовь закаливают, проверяют на прочность, придают
особый смысл. В любви, я понял, надо знать меру. Как и во всем.
Передозированное лекарство - яд. Человек еще очень несовершенен. И
пресыщение - один из главнейших врагов любви. Во всем надо придерживаться
золотой середины, найти серый путь, между черным и белым, встречей и
разлукой... Мне очень важно сознавать, приходя к тебе вновь и вновь, что
наша любовь крепка и жива. Я эгоист, прости меня... хочу им быть,
точнее... с тобой. Слушай, прогони меня, забудь обо мне! Я не хочу
принести тебе горе... однажды, в ладонях... Я чувствую, что ничего, кроме
горя, тебе не принесу... - и он вновь тяжко вздохнул, который уж раз. -
Какой же ты эгоист, милый. Не видал ты настоящих эгоистов, если так
говоришь. Вон их сколько, почти все мужчины... Ты просто заблудился в
собственных мыслях, ты много страдал, а каждый человек вправе надеяться,
что за муки ему воздастся, так нам падре говорил. И я это поняла, когда
тебя повстречала. Больше мне от Бога никого не надо! За мои страдания он
даровал мне тебя. Тебе, за твои, меня. - Она быстро перекрестилась, справа
налево, и поцеловала согнутый указательный палец правой руки. - Я рада,
что я для тебя как лекарство, для твоей души... А лекарство дозами
принимают, непрерывно его кушать нельзя, я понимаю, ты прав, как всегда. -
Тут он заметил, что снова по ее щеке сползает слеза. - И я благодарю Бога
хотя бы за то, что ты _е_с_т_ь_, за то, что ты приходишь, не забываешь...
я на все согласная, как скажешь, так и будет. Буду старенькой старушкой, и
тогда ждать буду... - она беззвучно плакала, и он крепче стиснул ее в
объятиях, как бы уверяя: "я с тобой!", и попросил жалобно: - Ну не плачь,
умоляю... Вот видишь, ты же все понимаешь, умница моя... Ты подожди,
родная. Может быть, придет время, я окрепну, и вернусь, чтобы не уйти
д_о_ полуночи. - На Дороге он был тогда первые годы, и в самом деле
чувствовал себя еще неуверенным и слабым. Он никому, даже ей, не
признавался, что каждый раз едва не умирает от страха, выныривая в
незнакомой, могущей оказаться гибельной, суточной "бусинке" времени
родного мира, но все равно возвращается раз за разом, хотя мог бы найти
места поспокойнее и покомфортнее, и такие, откуда его не выбросит в
полночь. Но они не будут родными... А с того дня, как познакомился с Бев,
он сюда возвращался и к ней. К ней, которая шептала: - Я буду ждать. До
самой смерти. Теперь я тоже буду верить в звезду. Большую такую, нежную,
ласковую как никто в этом мире, лучащуюся любовью, серыми обволакивающими
лучами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170