В женщин, имеющих
такой голос, влюбляются сразу и бесповоротно, часто на всю жизнь. За один
только голос - ТАКОЙ... Не знаю, в чем заковыка, в тембре, в придыханиях,
в смене тональностей, особой ритмике пауз и интонаций, но знаю - такой мог
бы быть у моей Единственной. У Пожирающей Шшшшшшш... был такой... И потом
у Бев... а раньше всех - в прошлой жизни, - у моей бывшей жены...
Но этот!.. Я распахнул глаза как можно шире, сон отлетел как пинком
отброшенный, я выпрыгнул в явь, в тягучий зауныв ийюбьласа, и рывком
сажусь на ковре. Против света плохо видно, но проем заслоняет ЯВНО женская
фигура, сглаженная "паранджой"-ойямьяйлей, и начинает этот абрис
уменьшаться в размерах - удаляется, отходит прочь...
- Постой!!! - кричу я вслед. - Я думал, это...
Абрис прекращает уменьшение. Остановилась... Ошалело помотав головой,
вскакиваю. Не ждал. ОХ, не ждал... Женщины к караванщикам приходят, по
местным обычаям, во вторую ночь после прибытия... ГОЛОС, Бог Мой, КАКОЙ
голос ее поет, журчит, струится через окно прямо мне в душу... как вода,
как жизнь, появляется как прохладная тень оазиса, как мираж из ниоткуда в
открытой всем ветрам и солнцам прожаренной пустыне...
- ...мой караван уходит вечером, и я уйду с ним, и потому пришла к
тебе, милый, сейчас... я увидела тебя, когда твой караван втягивался в
Оазис, и сразу решила - хоть ненадолго, но приду к тебе...
Право женщины прийти к понравившемуся мужчине на вторую ночь по
прибытию - также священно. Даже если женщина, отбросив сетку ойямьяйли,
окажется страшнее пустыни и всего лишь светло-шоколадного цвета, мужчина
должен радоваться ее приходу и наслаждаться ею точно так же, как здешним
эталоном женской красы: черной как древесный уголь, толстогубой,
"луноликой", с широченными бедрами и коротенькими ножками... этакую
полукровку от смешения арабов и негров... я люблю "шоколадок", но Мой Бог,
я рад, что меня не очень-то привечают местные красавицы, считают
бледнокожим уродом... Во вторую ночь по прибытию обычно приходят две-три
девчонки, считающие себя уродками мне подстать, но я никому из них не
выдаю своей упоительной тайны: каждой из них Ла Тойя Джексон, Тони
Брэкстон, Ла Буш, Корона, Уитни Хьюстон и даже несравненная Наоми Кэмпбелл
в подметки не годятся...
В полсекунды я оказался снаружи, выскочив в окно, благо она отошла на
несколько шагов от стены караван-сарая. Даже если она соответствует
местным эталонам, ничего, лицо можно прикрыть подушкой, за один голос я ее
уже обожаю...
- ...мы больше не встретимся, я знаю, пути наших караванов пролегают
навстречу, но я так хотела прийти к тебе... что... прости, разбудила...
Я просто стоял перед нею, скрытой красно-зеленой накидкой с головы до
пят, слушал, как звучит песнь ее голоса, не мог произнести ни словечка в
ответ и практически не понимал, что она мне говорит.
- ...я первый раз к мужчине пришла... не знаю, как... никогда ни к
кому не хотелось раньше, а увидела тебя и... пришла, вот... ты пустишь
меня к себе, хочешь или нет... но если не хочешь, скажи, я тут же уйду...
унесу тебя в своем сердце...
Под моим сердцем вспухла сладкая щемь, я глубоко вздохнул, прошептал,
чтобы не испугалась:
- Я так хочу, как в... - и вдруг, неожиданно для себя: - ...свой
первый раз... - и осторожным плавным, но решительным, движением поднял ее
на руки, попятился к окну, присел на подоконник, приподнял легкую, как
пушинка, головокружительно, и без всяких парфумов, пахнущую, на ощупь
упругую и мягкую одновременно, теплую, живую, реальную, _н_е
с_н_я_щ_у_ю_с_я_, фантастически прекрасноголосую незнакомку повыше,
перебросил внутрь комнаты свои ноги, и вот уже мы - внутри...
- ...закрой окно, пожалуйста... зажги лампу...
И я закрываю окно, и зажигаю лампу, и ради нее я готов на все. Уверен
в этом, как никогда в жизни ни в одной женщине не бывал... Масляная лампа
не так уж мало света дает, и я вижу мелкую вязь узоров плетения сетки,
прикрывающей ее лицо...
- ...я немножечко боюсь, старшие женщины учили меня... меня, что
делать... но я... повылетало из головы... пожалуйста, отвернись... у нас
так мало времени, и надо успеть... меня хватятся... тебя не тронут, но мне
влетит, ох, влетит... ох, о чем я!.. не надо говорить было...
Впервые после того, как вышел на Дорогу, я не знаю, что сказать
женщине в ответ... По идее, и слов никаких не надо, не тот случай, это
даже я понимаю, любитель поговорить еще тот. Но мне так хочется слушать,
слышать ее голос... Я отворачиваюсь. Хорошо, что уши не попросила закрыть!
Тишина. Шуршит ткань. Тишина. Говори, говори, молю тебя... гулко
бухает сердце в моей груди, норовя вывалиться на острые камни Дороги.
- ...будет лучше, наверное, если даже имени твоего не узнаю... -
возрождается чарующая музыка, звучит завораживающая песнь, - ...и ты не
узнаешь моего... я готова... мне кажется.
И робкое прикосновение, и дрожь предвкушения, как ответ на него, и
оборачиваюсь, зашвырнув прочь опасение, что она окажется страшнее пустыни,
"открыв личико" - НЕ МОЖЕТ ТАКОЙ _М_О_Й_ ГОЛОС ПРИНАДЛЕЖАТЬ...
Я видел и знавал многих, разных женщин до нее. Я увижу многих, разных
женщин после нее. Я видел и узнал женщину, в которую преобразилась Шшшшшш,
чтобы заманить меня и пожрать. Я сжимал в объятиях Беверли, в сравнении с
которой греза моего отрочества волшебная Мэрилин Монро показалась
намазанной куклой-дурнушкой с паклей на голове и тонкими икрами, а не
невесть-сколько-гигатонной термоядерной секс-бомбой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170