..
А Витька... Витька-Маузер был убежденным анархосиндикалистом, и
безыдейная резня его не вдохновляла. Деваться было некуда, и он терпел...
"Тэрпэць урвався", как говорят хохлы, после того случая с матросом
Иваном. Братишка, бывший моряк черноморского флота, минер эсминца
"Гаджибей", шел домой; устав воевать, он дезертировал из Красной Армии,
чтобы вернуться домой в родное село и пахать землю, поливая ее потом, а не
кровью. Угодил к махновцам; Батька лично говорил с матросиком, убеждал,
чтобы тот, как всякий себя поважающий мужик, носивший бескозырку, вставал
под черное знамя; Иван отказался. Дело было вечером; дал Махно матросу до
утра время подумать (справедливый был человек, стало быть, раз шанс
давал), ну а ежели и утром откажется, тогда не обессудь, в расход пойдешь,
браток...
Заперли Ивана в сарай; караульного поставили. Звали караульного
Витька-Маузер... После того, как вырвался из Старобельска со считанными
сотнями оставшихся в живых махновцев, участвовавших в штурме Перекопа,
бывший рулевой "Севастополя" входил в отряд охраны Батьки, слыл хлопцем
неустрашимым и яростным, особенно после того, как потерял глаз в бою с
эскадронами Конармии, наскочившими на штаб.
Доверенным хлопцем был Маузер, однако никто (и он сам тоже) не
подумал о том, что ставить матроса охранять матроса - не самое умное
решение... Когда Иван принялся просить "Братишка, отпусти...", Витька
неожиданно для себя подумал: "А-а, где наша не пропадала!", и - отпустил.
Сделали дыру в задней стене сарая... Золотой червонец, который Иван
упрятал, отказывался, но взял - очень уж просил браток. "Бывай, - сказал
ему, - жив, здоров, сыновей-внуков нарожай, рости, только больше не
попадай к нам, в расход пойдешь, и я с тобой". "Мне уж недалече, - ответил
черноморец, - шестьдесят верст осталось. Село Арбузинка, слыхал, может?..
Сын у меня есть уже, Гришаня... Уходил я когда в четырнадцатом, еще в
люльке гугукал... Из-за него и вернуться хочу. Вдруг что, заходи,
спрячу...". "Если что... ну давай!", - ответил Витька мрачно и толкнул
братишку в плечо. Иван канул в ночи. Маузер выждал и выстрелил в воздух.
Бросился якобы вдогонку... Переполох поднялся знатный. Потом Витюха долго
крыл отборным матом безрукого плотника, сварганившего сараюху. Батька
пришел, осмотрел место происшествия, ничего не сказал по поводу, махнул
рукой... "Всыпать ему плетей, чтобы на посту не спал", - велел. Всыпали...
От души под горячую руку всыпали, злясь за то, что с постелей поднял...
Исчез как-то Витька-Маузер из Вишневки, где третьи сутки
дневал-ночевал основной отряд махновцев, дожидаясь сведений разосланных
лазутчиков; канул в ночь, как Иван, и не видели с тех пор Витька-Маузера в
российских имперских пределах...
Насверкал пятками убежденный анархосиндикалист в Бессарабию, и
дальше, все на юг; в Констанце чудом пристроился на французский пароход
кочегаром и сказал последнее "мерси" Черному морю. В Марселе распрощался с
командой и направил стопы, обутые старыми матросскими ботинками, в
обратном направлении - курс норд.
Стремился в Париж. Слыхал, сказывали в румунских корчмах: не только
золотопогонники сползаются во французский стольный град, улепетнув от
большевиков, но и сторонники товарищей Бакунина и Кропоткина. Надеялся:
Мать Порядка еще воспрянет из пепла кровавого и воцарится повсеместно.
Верил: черное знамя свободы не позабыто, обляпанное красными пятнами,
растоптанное красными сапожищами и заслоненное кожанками, звездочками и
совнаркомом тех, с кем плечом к плечу бежал через Дворцовую в октябре
семнадцатого, обляпанное зеленым цветом неубитых остатков тех, с кем
штурмовал в лоб Перекоп в двадцатом, и взреет когда-нибудь это гордое
ночное знамя над всем миром, а не только над Гуляй-Полем... Знал:
государство - любое государство, буржуазное, феодальное, "народное",
в_с_я_к_о_е_ государство человечью свободу гробит. И не будет человек
свободным, покамест им кто-то управляет. Только Анархия, полная и
повсеместная Анархия, принесет человеку долгожданную свободу и наведет
порядок во всемирном бардаке, сообразуя индивидов в добровольные
объединения производителей, в профессиональные синдикаты незакабаленных
никакими хозяевами крестьян и ремесленников. Больше и думать не желал ни о
чем Витька по кличке Маузер. Жаждала душа свободы, и только свободы...
Снилось Черное, гордо реющее над миром Ночное Знамя...
Но - не уйдешь от судьбы, как ни тщись. В Париже одноглазый,
обезображенный страшным шрамом русский матрос, бывший питерский
пролетарий, бывший махновец и бывший красноармеец, убежденный анархист
по-прежнему, сунувшийся было в "круги российской эмиграции", попал в
переплет. С одной стороны прищемили хвост лягушатниковы власти, с другой -
белая гвардия, окопавшаяся в Париже в полный профиль. Дал в морду одному
полковнику казачьему, за что был жестоко бит соотечественниками и сдан на
съедение французской полиситэ как шпион комиссаров. Как лягушка последняя,
попался...
Совдеповского лазутчика в парижском застенке мытарили на совесть,
вешали связки собак и вменяли все смертные грехи. Бежал, изумив
тюремщиков. Подсобили в том товарищи социалисты-революционеры. Со времен
дореволюционных волн эмиграций их люди традиционно имели место в самых
неожиданных департаментах и местах. Благодарный, едва сам не заделался
эсером.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170