- удивился он, пробежавшись по магазинам. И очереди
небольшие... Фортуна улыбнулась, подкинув подарок: в винном отделе имелся
неплохой рислинг! "Определенно, это добрый знак, - подумал Михаил, покупая
крымский массандровский "Алькадар", - буду надеяться, что судьба и далее
проявит свою благосклонность..."
Маришка такая злая, думал он, торопясь возвратиться, такая
несчастная, у нее же глаза кричат, вопят о том, как ей плохо одной жить,
как душит ее одиночество... Глаза у нее как у больной собаки, грустные,
выразительные. А носик с виду горячий, опять же - как у больной собаки...
Это, наверное, после слез... Плачет в подушку, по ночам, да... Еще бы.
Самое страшное ощущение - когда плачешь в подушку, сознавая, что никому ты
в этом мире не нужна... не нужен... Боже, как я ее понимаю!..
Он вспомнил, как впервые ее увидел. Сколько лет-то минуло, господи?..
Семь с половиной, да. Строгая такая, серьезная, отчужденная, словно не от
мира сего. Даже в убогом детдомовском платьице она не выглядела дурочкой,
а ля "я у мамы скотница", Королевой смотрелась, на голову возвышалась над
окружающими. И глаза... Глаза как у шахматиста в цейтноте: внимательные,
подмечающие каждый штришок бытия, каждое движение, целеустремленные,
сосредоточенные. Взгляд человека, отлично сознающего свое предназначение и
свои возможности, идущего к своей цели, рассчитывая каждый шаг. Никаких
шуров-муров на первых курсах, никаких охотничьих рейдов, с умыслом
заполучить столичную прописку. Впрочем, уже к концу второго семестра было
ясно, что ей подобные амурные варианты ни к чему: аспирантура для нее
готовилась уже тогда. Талант, говорили. Дар божий!.. И глаза... какие у
нее глаза были... "Кажется, я полюбил ее, как только увидел ее глаза. С
первой встречи. Осознал разумом гораздо позднее, когда уже было
поздно...". Первые курсы - самое счастливое время... Кроме Светки, с
которой в одной общаговской комнате обитала, она допускала "внеслужебные"
отношения лишь с ним, Михаилом. Вначале оказались объединены общей темой,
совпадением научных интересов, заветной мечтой, угнездившейся в сердцах и
умах с детства. У него - с тех пор, как заболела мама, у нее - с того
черного дня, когда погибли родители... Бились над темой несколько лет,
позднее - он в одиночку копья ломал, и кажется, наконец-то появилась
надежда, сейчас, именно сейчас... "Ты нужна мне сейчас как никогда,
Мариш... И не только мне. Теме нашей... Конечно, если ты скажешь - брось,
я брошу. Ради тебя - все, что хочешь. Но как было бы великолепно... не
бросать тему, а снова, как раньше, вдвоем работать, ну и, конечно...". Но
об этом он боялся даже мечтать, опасался сглазить. Официальный предлог
приезда: приглашение Института вернуться, он добивался его целый год,
только он один знает, каких унижений ему это стоило, и ему таки поверили,
поверили, что ее можно реабилитировать... Первые курсы - самое счастливое
время. На втором - сблизила общая работа. Стали встречаться помимо лекций,
семинаров, лабораторий. Прикоснуться к ней боялся, не то что поцеловать.
Тем более она как-то, в разговоре по-душам, призналась, что отдаст свою
девичью честь только МУЖУ, если сумела сохранить ее в детдомовском аду, то
так просто не расстанется... Постепенно Михаил все лучше узнавал ее, и с
удивлением обнаружил, что у Марины, поди ж ты, имеются в жизни, кроме
науки, другие пристрастия. Автомобили любила самозабвенно, к примеру.
Говорила, что машина для нее, - как человек. (Иногда добавляла, правда,
что тяга к автомобилям для женщины не очень естественна, но с улыбкой
объясняла, что это, видимо, влияние окружающей среды, мира, который
построили и властвуют в нем - мужчины, которые во всяких технических
железяках души не чают!). Если за машиной хорошенько смотреть, вовремя
ремонтировать, техосматривать, с умом на ней ездить, любить ее: тогда
автомобиль ответит взаимностью, послужит хозяину столько, что диву дашься.
Так и человек, говорила. Загоняет себя. Отравляет страхом, ненавистью.
Губит всяческими противоестественными привычками. Любить надо, говорила.
Когда каждый полюбит ближнего и дальнего как себя самого, то исчезнут
болезни, войны, смерть даже, наверное, хотя не могла объяснить, необходимо
ли бессмертие, не погубит ли оно главное: осознание того, как прекрасна
жизнь! Искала вместе с ним корень страха и ненависти. В мозгу искали. Она
верно сказала. У человека все в мозгу. Душа - тоже. И чувства. Там и
пытались нашарить. И вот он, кажется, разыскал заветный ключик...
Клерикалы скажут, конечно: "Кощунство!". "Но, сдается мне, - подумал
Михаил, - я таки нашел ее, Душу. Не в пятках, а в мозгу, как Марина
предсказала. И даст Бог, то, что я разыскал, не будет применено как мост
для переправы в естество человека всех мерзостей, всех извращений, всей
грязи, накопившейся за долгие тысячелетия развития вида. Это самое
страшное, если я дам возможность использовать отысканный клад во зло, во
имя разрушения, а не во благо... Не позволю!!!".
...Окстись, Миша! - просыпался обычно внутренний голос, который
Марина когда-то назвала "средством самозащиты разума от души", просыпался
извечный оппонент и принимался шептать свои наитрезвейшие доводы, стремясь
охладить разгулявшуюся душу и свойства ее, чувства, - ушатом ледяной воды:
так называемой "реальной" оценкой действительности. В этом мире,
справедливо утверждал внутренний голос, того, что хотелось бы нам, нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170