.. а потом, почти наверняка, она затащит этого
нерешительного джентльмена в постель, для него - наконец-то! - а утром...
быть может, все будет по-другому. Светлее. Чище. Теплее на душе. И завтра
спозаранку ненависть, клокочущая в истомившейся по любви, жаждущей
настоящего, СВОЕГО мужчину, наполненной нерастраченной нежностью душе
этой, просочится тяжелыми черными каплями сквозь диван, согретый телами,
прожигая едкой кислотой; шипящая ненависть мутным осадком ляжет на пол,
составит компанию разбитой чашке, и соберется под диваном в смердящую
лужу. И когда Марина встанет с дивана, с неохотой отрываясь от такого
крепкого и надежного плеча СВОЕГО мужчины, то схватит веник и выметет
ненависть вместе с осколками разбитой чашки, и спустит в мусоропровод.
Утром. Быть может. Надежда умирает последней, подумала Марина. И если я
еще верю, спустя годы, что утро завтрашнего дня может быть светлей, чем
вчерашнего, и верю, что крошку любви в мусорном баке - этом мире, -
отыскать нелегко, но возможно, следовательно, во мне живет еще она,
недобитая химера по имени Надежда. Ненавидеть - тяжело, страшно. Любить -
гораздо тяжелее. Но как хочется испытать вновь на своих плечах давление
этой тяжести, взвалить ее на себя... Руки его обнимающие, от мерзости
прикрывающие, почувствовать на плечах своих, дыхание его согревающее
ощутить на груди, окоченевшей в ненависти... И никогда-никогда не
испытывать желания ляпнуть в ответ на его слова: "Неудобно как-то..."
что-нибудь вроде: "Ха, в групповиках ты со мной не корчился! Поглядела б я
тогда, какой неудобняк на твоей роже нарисовался!". НЕТ. Как хочется ему
говорить ласковые слова, и слышать, слышать от него, что - любит, что - не
бросит никогда, что - она для него единственная, что - краше нет ее, что -
весь мир к ее ногам, и что без нее он бы умер...
При этих мыслях Марина вдруг ощутила, что между ног стало влажно.
Даже мокро. НИЧЕГО СЕБЕ. Сто лет не бывало подобного. Обалдела совсем! Но
как сладко - мечтать о НЕМ, предвкушая НАСТОЯЩЕЕ, а не акробатические
кувырки со случайными туловищами...
- Знаешь, Мишель, - сказала она, стоя у зеркала трюмо с дымящейся
сигаретой в пальцах, и лихорадочно размышляя, как бы побыстрее, в сжатом
темпе, привести себя в божеский вид. Посмотрела в окно, в сумрак зимнего
вечера. - Сдается мне, что ты - мой шанс. Ты верно выбрал время, мой милый
искуситель. Хотя сам не подозревал, что останешься, не укатишь несолоно
хлебавши. Я тебя приберу к рукам, не обессудь, если что. Ты в свое время
меня протюхал, но я-то своего шанса постараюсь не упустить. Попытаюсь,
обещаю тебе. Я так хочу _л_ю_б_и_т_ь_... А если не выгорит, если костер
ненависти заполыхает вновь, не обижайся. Может быть, я тебя даже убью,
вдруг ты окажешься неспособным до финиша добраться, растопить глыбу своим
теплом... Тебе нужно быть очень терпеливым и терпимым, чтобы мою броню по
чешуйке соскоблить... и вынести много унижений, чтобы потом окупить во сто
крат все усилия... Но не дай тебе бог или черт выдохнуться на полпути... Я
ведь баба жестокая стала, ты знаешь, и получувств не потерплю, все - или
ничего, только так... Были Ты и Я - должны стать Мы. Время, работа,
природа - они лечат, ты прав. Но есть тварь, которая предпочитает
калечить. Едва ли не все, к чему прикасается. И жалости она не знает, она
не зверь, она хуже зверя. Хищники - и те жалости подвержены...
Имя твари: Человек.

34. В НОНОЧЬИ ЛАПЫ
Начало пути...
- Шутка, - ухмыльнулся Грэй. - Следи за собой, будь осторожен. Никто
нас не встречает.
- Пси-ихх... - облегченно выдохнул Вилли. - Ну ты псих, Торопыга. И
шутки у тебя - дурацкие.
- Что есть, то есть, не отнимешь, - согласился Грэй. - В этой
нонкис-терре хоть пивбары водятся, Неудачник?
- Ага, раскатал губу, - хмыкнул Вилли, - чего захотел, ха. Они
человеческое пойло не употребляют почти, всякие сладкие мерзости жрут.
Они медленно продвигались вглубь ноночьей территории. Абсолютно
никого живого, к счастью, покамест не повстречали. Мертвый город
расстилался на многие мили вокруг. Дома пялились на двоих букашек,
увешанных железяками, пустыми глазницами окон. Ветерок шевелил
бумажно-плостиковый хлам, устилающий выщербленное покрытие улицы... -
Сказочная земля, - пробормотал Грэй. Он позволял себе думать вслух потому,
видимо, что Вилли понимал едва ли больше одного процента из всего,
сказанного Грэем в подобных монологах. Если бы Неудачник понимал больше,
кто знает, говорил ли бы Грэй вслух столько... Не то чтобы Грэй скрывал от
Вилли что-то, однако!.. - Чистый тебе пост-атомный крутой видеобоевик. С
тою лишь разницей, что ни ядерная, ни химическая, ни вирусная чума
предпосылкой для вывода, мрачнеющего вокруг, не была. А так: вылитые тебе
воины Бронкса. Киборги хреновы. Бедный Нью-Йорк. Доснимались на твоих
улицах гнилые голливудские профессионалы кино. Будь я посвободней, засел
бы за диссертацию на тему: "Фантастика и Реальность: переплетение выводов
и предпосылок в воображении патологической личности".
Скрипя на ветру, раскачивалась вывеска заведения, некогда бывшего
коктейль-баром "У Сэма".
- Сторонкой обойдем, - посоветовал Вилли. - Рухнет, зараза, костей не
соберем...
Обошли. Хмурое серое небо висело низко, давяще, замыкало собою гроб,
три стенки коего составляли тянущиеся вдаль по обе стороны высоченные дома
и асфальт под ногами. Какая-то серая тень скользнула над головами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170