Лбом врезал - прямо в рожу ей, в нос - как в
центр мишени!..
Кровища из расквашенного носа брызнула струей отменной, и заляпала
все, что только можно было заляпать. После этого Вилли только успел
почувствовать, что выражение горячей симпатии, испытываемой им к этой
нонке, удалось на славу; больше Вилли ничего не успел почувствовать... На
него обрушилась ответная реакция - нонка, падла, в долгу не осталась!..
Короче говоря, кабы не прочие нонки, его поклонница пришибла бы, затоптала
горячо любимого пленника не сходя с места, а так - он отделался малой
кровью: всего лишь пара сломанных ребер, которые потом долго, года три,
беспокоили тупой болью, да проломленная черепушка. К счастью, мозговой
травмы не было, а кость срослась, вроде без последствий, иначе б нонки
давно его пристукнули, уже здесь, в Квартале, за те годы, что минули...
Вилли не прикончили еще тогда же, у лифта, главным образом потому,
что он был нужен им. Покамест его не проверили, он, предположительно,
являлся ценным материалом.

2. ЗА ЖЕЛЕЗНЫМ ЗАБОРОМ
...когда Марина получила направление на работу в этот южный город,
она пребывала в трансе - состоянии полнейшего равнодушия к тому, как
сложится ее собственная дальнейшая судьба. Уже миновали дни и ночи
истерических преследований ненаглядного Стасика, с тупой убежденностью
обозленного самца пытавшегося восстановить былые интимные отношения, в чем
у него был свой интерес... Уже миновали многонедельные безоглядные загулы,
оргии и просто тупые пьянки-"посиделки", с помощью которых она пыталась
забыться, но не сумела; позади остались государственные экзамены и выпуск,
горьким осадком отложившиеся в душе... Последний курс, безумный роман со
Стасиком, наплевательское отношение к диплому свели на нет все усилия,
закрыли дорогу в аспирантуру; закрыли дверь в храм Большой Науки, отрезали
путь в обиталище больших ученых, а ведь Марину прочили в светила чуть ли
не с первых дней первого курса... Она утратила все, к чему стремилась, что
имела уже, но самой, как выяснилось, страшной, невосполнимой,
несправедливой утратой, конечно, была для нее смерть ее ребеночка,
крошечного ее сыночка, прожившего всего три часа на этом свете и ушедшего
в небытие для всех, кроме самой Марины, успевшей побыть матерью всего три
часа. Стасик показал свое истинное гнусное мурло, когда узнал о ее
беременности; однако позднее и она показала ему, что прошлое не вернуть, и
казнить за это он может лишь себя, но ни в коем случае не ее. Это когда
"ненаглядный" пришел к Марине, проведав о смерти ребенка, и попытался
войти в реку второй раз, пытаясь обезопасить свое будущее... Марина
никогда не думала, что сумеет оказаться настолько жестокой и мстительной
по отношению к существу, которое любила и ради которого была готова на все
- кроме отказа от ребенка. Никогда не думала, не гадала, что будет с
садистским наслаждением мстить мужчине, которому подарила девичью честь
свою (О, как он смеялся, когда утром после их первой ночи она употребила
это старомодное выраженьице!..) и жизнь без которого не мыслила себе еще
так недавно, казалось бы... Но сумела. Смогла. Мать оказалась сильнее
любовницы в ней. Да, она, Марина, не будет работать там, где мечтала
работать едва ли не с детства, не будет заниматься тем, к чему душа лежит
более всего на свете; и у нее, Марины, не будет ребенка, больше вообще
никогда не будет детей после неудачного и несвоевременного кесарева... Но
этот лощеный столичный подонок Стасик тоже не скоро будет тем, кем хотел,
куда его с рождения готовили и прочили высокосидящие предки, и никакая
родня ему не поможет; по крайней мере на несколько лет, пока будет
забываться скандал, блестящая карьера его затормозится, и то результат. А
там, глядишь... Всякое может случиться... Время лечит. Но оно же и
калечит...
Она знала, что неплохие отметки на "госах" ей поставили исключительно
из жалости - в качестве убогого памятника ее былой отличной успеваемости и
бурной общественной активности. Диплом же, по-сути, за нее сделали
девчонки и Мишка Захарченко, окончивший на год раньше и поступивший в
аспирантуру без проблем. Подобно тому, как теоретически должна была
поступить и она, если бы...
На следующий день после окончательного распределения он пришел к
Марине и предложил руку и сердце. Сказал, что если она захочет, то он
поедет с ней куда угодно, бросит Институт и Тему, а если она не захочет,
то можно будет сделать так, чтобы и она не ехала: "...отдохнешь
год-другой, Мариш, забудешься, работать пока не обязательно, я сам Тему
нашу потяну, а потом подключишься, а там, глядишь, в тебя поверят снова, и
в Институт вернут... Будешь мне давать инструктаж, я опыты проведу,
результаты принесу... а может, в лабу тайком будешь проходить...
покамест..." Ответом ему был истерический хохот, перемежаемый вскриками
"Тайком!!!", и Миша ушел, более ни звука не произнеся. Марина знала, что
э_т_о_т_ серьезный, не бабник, не кобель, и все такое прочее. Будущее
светило и двигатель современной науки, и пр. и пр., но перспектива быть
"женой академика" ее не прельщала аж ничуть, она слишком долго верила в
то, что сама рано или поздно будет "академиком".
А сердце ее превратилось в застывшую ледяную глыбку, внутри которой
не оставалось места ни единому мужчине на свете этом. В Любовь Марина
больше не верила и знала, что не осмелится поверить никогда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170