По мужской линии род Шатофьеров
происходил из Франции. От их прежнего родового гнезда, замка Шато-Фьер,
остались одни лишь развалины где-то на востоке Шампани; в память о них
прапрадед Эрнана, первый граф Капсирский из Шатофьеров, построил в
Пиренеях новый замок, который по его замыслу должен был стать возрожденным
Шато-Фьером и который его потомки не замедлили переименовать на галльский
лад - Кастель-Фьеро, сохранив, тем не менее, в неизменности свое родовое
имя.*
Вот в этом самом замке, что в двух часах езды от Тараскона, и держали
свой тайный совет заговорщики. По их единодушному мнению, пассивно
дожидаться смерти герцога, не предпринимая никаких решительных шагов, было
бы крайне неосмотрительно, и чтобы избежать в будущем затяжной борьбы за
наследство, необходимо начать действовать прямо сейчас.
Приняв такое решение, молодые люди затем разошлись во мнениях, с чего
же именно следует начинать. Горячие головы предлагали радикальное средство
решения всех проблем - организовать убийство Гийома и Робера, и делу
конец, однако большинство заговорщиков с этим не согласилось. Не отрицая,
что старшие сыновья герцога вполне заслуживают смерти, и в предложениях об
их немедленном физическом устранении есть свой резон, они все же отдавали
себе отчет в том, что на этом этапе предпочтительнее дипломатические
средства, а излишняя горячность может лишь навредить. Бурные дискуссии
продолжались целый день, только к вечеру заговорщики пришли к согласию по
всем принципиальным моментам и разработали план дальнейших действий. Они
выбрали из своего числа десятерых предводителей, среди которых
естественным образом оказались Гастон Альбре и Эрнан де Шатофьер, и
возложили на них руководство заговором.
На следующий день все десять предводителей отправились в Тараскон.
Накануне с подачи Эрнана было решено поставить Филиппа в известность о
существовании заговора и о его общих целях, не раскрывая, впрочем, всех
своих карт. Осведомленность Филиппа, пусть и ограниченная, позволяла
заговорщикам в случае необходимости выступать от его имени, что,
естественно, придавало заговору больший вес и даже некоторую
официальность.
Филипп выслушал их, внешне сохраняя спокойствие и невозмутимость. За
все время, пока Эрнан и Гастон попеременно говорили, излагая соображения
заговорщиков, он ни взглядом, ни выражением лица не выдал своего
внутреннего торжества: наконец-то случилось то, о чем он так мечтал на
протяжении нескольких последних лет, пряча эту самую сокровенную мечту
глубоко в себе, не поверяя ее никому на свете - даже Богу...
Когда Эрнан и Гастон закончили, Филипп смерил всех собравшихся
приветливым и вместе с тем горделивым взглядом и сказал:
- Друзья мои, я свято чту кровные узы, законы и обычаи наших предков,
и считаю, что лишь исключительные обстоятельства могут оправдать их
нарушение. К сожалению, сейчас в наличии эти самые исключительные
обстоятельства. И если я окажусь перед выбором - мир, покой и
справедливость на землях, вверенных моему роду Богом, или слепое
следование устоявшимся нормам, - тут в его голосе явственно проступили
металлические нотки, - то будьте уверены: я не колеблясь выберу первое.
Думаю, и Бог, и люди поймут и одобрят мое решение.
Таким ответом он расставил все по своим местам. И если кто-нибудь из
предводителей, направляясь к Филиппу, воображал, что оказывает ему большую
честь, предлагая то, что по праву принадлежит его старшему брату, то он со
всей определенностью дал им понять, что МИЛОСТИВО соглашается принять
отцовское наследство - единственно ради их же блага и только потому, что
Гийом оказался недостойным высокого положения, доставшегося ему по
рождению. Эти слова лишний раз убедили молодых людей, что они не ошиблись
в выборе своего будущего государя.
Когда все предводители, кроме Шатофьера и Альбре, ушли, Филипп
покачал головой и задумчиво произнес:
- Ошибаются те, кто отказывает Гийому и Роберу в каких-либо талантах.
В некотором смысле они даже гении. Ведь это еще надо суметь пасть так
низко, чтобы настроить против себя решительно всех.
- Да уж, гении, - ухмыльнулся Гастон. - Но я предпочел бы не иметь
подобных гениев среди своих родственников. Стыдно как-то...
Эрнан молча смотрел на друзей и думал о том, что воистину
неисповедимы пути Господни, если от единого отца рождаются такие разные
дети, как Филипп и Гийом...
Упомянутая нами в предыдущей главе ссора между герцогом и Гастоном
Альбре имели самое непосредственное отношение к вышеизложенному. Гастон
однажды попытался прозондировать почву и намекнул герцогу, что, возможно,
его подданные хотят видеть наследником Гаскони и Каталонии не Гийома и не
Робера, а Филиппа. Герцог тотчас пришел в неописуемую ярость и наговорил
племяннику многих обидных слов. Гастон тогда тоже вспылил, и после этого
ему не оставалось ничего иного, как забрать с собой сестру, жену и дочерей
и уехать из Тараскона. Позже, задумываясь над столь странным поведением
герцога, Гастон находил только одно объяснение происшедшему: он явно был
не первый, кто намекал ему на такую возможность.
А между тем Гийом и Робер, будто нарочно, делали все, чтобы облегчить
труды заговорщиков. Они собрали в своем окружении самые отборные отбросы
общества, что уже само по себе вызывало негодование респектабельных
вельмож, и бесчинствовали в округе, наводя ужас на местных крестьян.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88