Быстрые, жадные, жаркие поцелуи, слезы на глазах Амелины, которые он
тут же высушивал нежными прикосновениями своих губ, слившееся воедино
битье двух сердец... Все эти годы на чужбине Филиппу так недоставало ее,
родной, милой сестренки, которая самозабвенно любила его, которая понимала
его с полуслова. И вот она снова с ним, в ее взгляде он прочел былую
любовь, умноженную на долгое ожидание, и готовность в любое мгновение
отдаться ему целиком и полностью, до последней своей частички...
Вспомнив, что его ждет отец, Филипп отчаянным усилием воли заставил
себя высвободиться из объятий Амелины, виновато поцеловал ее маленькую
ладошку и бегом, не озираясь, бросился прочь от нее - как и тогда, семь с
половиной лет назад.

13. БРАК - ДЕЛО ГОСУДАРСТВЕННОЕ
Они стояли перед первым из восьми портретов, висевших в ряд на стене
в личном кабинете герцога в промежутках между окнами, сквозь которые
просторную комнату щедрыми потоками заливал дневной свет. Этот кабинет не
использовался герцогом в качестве рабочего; всеми текущими делами он
обычно занимался в другом, более скромном и уютном кабинете, а здесь
устраивал совещания с министрами, давал малые аудиенции и время от времени
собирал ближайших родственников, чтобы сообща обсудить некоторые семейные
проблемы.
На этот раз в кабинете было только двое - Филипп и его отец.
- Сын мой, - произнес герцог, взмахом руки указывая на портреты. -
Ряд сей можно продолжить в прошлое на много-много лиц, но не пристало нам
впадать в излишнюю гордыню, помещая здесь изображения всех наших
августейших предков. Достаточно и одного короля - основателя мужской
линии, чтобы постичь всю глубину родословной нашей, уходящей своими
корнями в седую старину, в те времена, когда мир еще не был озарен светом
Нового Завета, когда Господь Иисус еще не явился на землю, чтобы своей
мученической смертью искупить грехи людей...
- Ты, конечно, знаешь, что это Филипп Пятый, король Франции, - после
короткой паузы продолжил герцог, глядя на первый портрет. - Плохонький он
был государь, не в меру вспыльчивый и крайне легкомысленный человек.
Толстяк, лакомка, сластолюбец, с детских лет он погряз в наслаждениях
стола и постели. Единственное, что он умел делать, так это детей, и
надобно сказать, в этом деле он не имел себе равных как среди христиан,
так и среди мавританских, сарацинских и турецких вельмож... Ну, разве что
библейский царь Соломон наплодил больше сыновей и дочек - но это было
очень давно, и вовсе не исключено, что Священное Писание малость
привирает... Гм, да простит меня Господь, если я богохульствую... Так вот,
- герцог перешел к следующему портрету. - Сын Филиппа, Карл, числился
где-то в четвертом десятке его бастардов. Он появился на свет вследствие
поездки герцогини Аквитанской в Париж погостить у своего кузена,
французского короля, между тем как ее муж, герцог Карл Второй, воевал в
Палестине за освобождение Гроба Господнего и откуда, к своему счастью, не
вернулся, погиб в бою с сарацинами. По странному стечению обстоятельств,
случилось это на следующий же день после того, как герцог получил письмо
от своего младшего брата, в котором сообщалось, что на тринадцатом месяце
его отсутствия герцогиня родила ему наследника... Гм, в свое время кое-кто
усматривал между двумя этими событиями непосредственную связь... Младший
брат покойного, герцог Людовик Третий, на беду своим потомкам, был слишком
деликатный и нерешительный человек. Он не стал раздувать скандал и не
требовал от короля и Сената признания Карла незаконнорожденным. Его вполне
удовлетворило то, что герцогиня-вдова от имени своего сына отказалась от
каких-либо претензий на герцогскую корону. Спустя шестьдесят семь лет этим
воспользовался Филипп, сын Карла, и тотчас после смерти герцога Людовика
Четвертого заявил о своих правах на наследство. Интересный, кстати,
юридический казус: он вовсе не отрицал, что его отец был внебрачным сыном
французского короля, и тем не менее тот был рожден в законном браке еще
при жизни герцога Карла Второго - и обратное не доказано. Разумеется,
наследники Людовика Четвертого сразу же возбудили дело о признании
незаконнорожденности покойного маркграфа Карла - но наш предок, Филипп
Воитель, тоже не сидел, сложа руки. Галльский Сенат ограничился в своем
окончательном решении несколькими обтекаемыми и никого ни к чему не
обязывавшими фразами, король Арманд Второй обратился к обеим конфликтующим
сторонам с просьбой воздержаться от кровопролития, а Сенат Аквитании с
распростертыми объятиями встретил своего нового герцога - Филиппа
Первого... Впрочем, многие достопочтенные сенаторы, которые с ликованием
приветствовали нашего предка Воителя, полагаю, не были бы столь
благодушны, умей они предвидеть будущее и знай, каким - скажем откровенно
- негодяем будет их следующий герцог, Карл Третий...
Отец продолжал свой рассказ, переходя от одного портрета к
следующему. Почти все, о чем он говорил, Филипп уже слышал прежде, от
других рассказчиков, причем неоднократно. Но даже ранее известное теперь
виделось ему в новом свете - ведь ему также предстояло занять свое место в
этом ряду правителей.
- Твой дед Робер, верный слуга престола Святого Петра, - произнося
эти слова, герцог скептически усмехнулся, и усмешка его не ускользнула от
внимания Филиппа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88