«С генерала докатилась до капрала!»
— Ну хорошо, не останется же он на веки вечные практикантом.
— А я и не говорю, что останется. Не такие ослы идут в гору, а ему и сам бог велел. Но подумай, как он себя ведет?! Уже судачат насчет девушки, а он уперся и торгуется! Подавай, дескать, ему сто пятьдесят непро-битых дукатов, да еще добейся ему чина, тогда он согласен! Сначала, мол, чин, а потом свадьба. Вместо того чтобы нам с него требовать, он требует с нас!!! Дубина стоеросовая, разбойник!
— Ну, что сейчас поделаешь!
— Оно, конечно, ждать не приходится.
— А ты постарайся, похлопочи за него.
— Похлопотать-то я похлопочу. Но трудно будет. Все уверяют, что он смекалист только, когда дело касается его самого, а на службе туп, и его все обгоняют. Но чуть разговор пойдет о суточных, или о бакшише и тому подобном, тут он, говорят, настоящая лиса! И вот что я хочу еще тебе сказать. Добавлю я, при всей своей бедности, к приданому Дары еще тридцать золотых
и пусть сыграют свадьбу до указа. А потом мы уж все похлопочем, когда он, как говорится, станет нашим, ибо каков ни есть, а все-таки наш будет.
— Подумать только! — жаловалась Румена.— Третий год как тянет. Вот уж начался рождественский пост, а там не успеешь оглянуться — рождество пройдет, и станут ходить сваты, у меня так сердце и екает — жаль дитятко! Вянет, сохнет, бедняжка, точно айва на буфете. Уже и на свадьбы не ходит. «Не хочется, мама»,— говорит. А я молчу, потому что знаю, отчего это.
— Хорошо, хорошо, завтра же я напишу злодею и поговорю с Дарой. А чин до женитьбы ему ни в коем случае нельзя добывать, ведь он, разбойник, чего доброго, пойдет на попятный в погоне за лучшей партией!
— Да уж пожалуйста! Увядает с каждым днем,— твердила свое Румена, провожая Настаса.
На другой день Вукадин получил два письма, оба приятного содержания. В первом содержалось известное уже предложение Настаса и напоминание, что это решение окончательное: указ может последовать только после свадьбы, так как это единственная гарантия, что Вукадин действительно женится на Даре. Второе письмо было от Дары.
Письмо гласило:
Уважаемый г. Вукадин!
Знаю, что, получив это письмо и прочитав его, Вы удивитесь, ибо не пристало мне писать мужчине, а пишу Вам потому, что нахожусь в очень тяжелом состоянии, ведь я, несчастная, непрестанно думаю о Вас, а Вы меня и наш дом избегаете и не приходите, как раньше, а это обижает меня и огорчает мою мать. Она мне говорит: «Обманул тебя г. Вукадин»,— а я твержу: «Нет, мама, у него нет официального указа, потому и не может»,— на сердце же у меня камень, сама не верю, что говорю, а Вы прикидываетесь непонимающим, подруги смеются надо мной, уверяют, будто Вы в последнее время вздыхаете по Тичиной Радойке, а обо мне и думать позабыли, потому что она богатая, а я бедная, у меня нет ничего, кроме девичьей чести, а о Вас я думаю так, как сказала когда-то еще в начале, только Вы переменили мнение обо мне, должно быть потому, что я провинциалка, но тут я не виновата, не могу я стать столичной франтихой в шляпке по новейшей моде, впрочем, здесь, в провинции,
я не из последних и, кстати, Вам было известно, что я провинциалка, значит, не следовало и начинать. Я бы Вас и не ждала, вышла бы замуж за представлявшуюся мне партию, а вот из-за Вас я осталась ни при чем и смотрю теперь голубыми глазами в черную будущность.
Твоя навеки любящая Вас
Дара
В городе Т.
12 декабря 188*
Вукадин несколько раз перечитал письмо дома и в канцелярии. Выдвинул ящик стола, развернул и положил в него письмо, ящик оставил приоткрытым и, работая, то и дело опускал глаза и перечитывал письмо. Полное нежности, оно растрогало даже Вукадина (семья его даже не ведала о подобных чувствах), и весь день пребывал в сентиментальном настроении, а после службы позвал Икицу, чтобы поделиться с ним мыслями и немного отвлечься. Они долго гуляли и разговаривали о разных разностях. Икица, по своему обыкновению, болтал не переставая, а Вукадин упорно молчал и размышлял; даже голова от дум разболелась. Наконец, собравшись с духом, он решил покончить дело.
Разыскав пенсионера Настаса, Вукадин заявил о своем согласии и о том, чтобы на этих днях они ждали сватов; одновременно он написал на отличной министерской бумаге в подлинно канцелярском стиле письмо следующего содержания:
Уважаемая мадемуазель Дара!
По получении Вашего письма спешу уведомить Вас, что я прочел его. То, о чем Вы пишете, является и моей заботой, и моим великим огорчением, мне только очень жаль, что Вы обо мне так думаете, ибо, если Вы обо мне мечтаете, то и я денно и нощно думаю о Вас и, непрестанно думая, порчу множество актов. Честь имею сообщить Вам также, что то, о чем мы беседовали с Вами, может исполниться — я решил просить у Вашей матушки Вашей руки; я же при помощи, рук и служебного опыта в силах кормить и одевать свою жену, об остальном же позаботится господь бог. Что касается Радойки, о которой Вы пишете, будто я ее сватал, то сказавший это обманул
Вас и наврал самым бессовестным образом. Может, он сам сватал ее и ему отказали, и вот он теперь и валит свой афронт на меня. Впрочем, я точно знаю, кто меня порочит, жив не буду, но обойдется это ему дорого, когда мы встретимся в укромном местечке. Насплетничал, конечно, Чумной Мика (чтоб его чума задавила!) за то, что я не дал ему взаймы денег на честное слово, как это водится среди старых торговцев, а потребовал небольшую расписочку ради обеспечения моих, в поте лица скопленных денег, вот он меня и позорит, где придется, но этому скоро придет конец! Поэтому Вы, мадемуазель Дара, не верьте никому и ничему, если что услышите, а верьте этому письму, ибо оно является, так сказать, чистосердечным признанием того, о чем думаю, точно так же, как если бы это был официальный документ за подписью господина начальника и его печатью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61