Попадет в царев двор, либо в цареву палату и повидает многие земли».
— А ей-богу,— замечает Вуядин,— и дедам его пришлось немало походить на своем веку с лучиной и дегтем в Белград да с солью обратно.
— «Пострадает за собственные мысли, и от супостатов великую обиду претерпит». Видишь, Вуядин, в книге сказано, что злоумышленники посягнут на его жизнь.
— Вроде меня будет удачливый. Помнишь, как меня ни за что ни про что таскали два года назад!
— «Будет старейшиной богатым и приятным в обхождении, и ложь его не коснется, а пострадает немного из-за обмана».
— Все-таки есть бог, говорю я! Во, в самую точку попал, писарь!— воскликнул с довольным видом Вуядин.— Точь-в-точь как я два года назад из-за почтового дилижанса, и хоть бы там были какие деньги, а так разве я взял бы грех на душу ради такой безделицы. Слава богу и судьям, я таки оправдался и вышел невредимым!
— «Будет лежать от колотья в спине. Укусит его пес. Захворает на сорок восьмом и пятидесятом году; ежели выживет, проживет до ста лет!»
— Аферим, Вуядин,— посыпалось со всех сторон,— здорово сказано, ей-богу!
— Вот видишь,— сказал писарь,— что написано. А что написано, я все прочитал. Ничего не выдумал, ничего не добавил, ничего не пропустил. Как есть, так и прочел.
— Ну, братское тебе спасибо,— сказал Вуядин,— очень уж ты меня нынче порадовал! Неужто так все написано, как ты прочитал?
— Все так, клянусь богом! Вот, скажем, как наш поп Ячим, читая евангелие, не может соврать, так и я не могу. Хотя иной раз и он собьется с панталыку, я же, ей-богу, никогда, запомни это!
— Ну тогда, скажи... хорошо ли говорится о моем Вукадине?
— Пожалуй, и ты не написал бы лучше, ежели бы знал грамоту и сам составлял гороскоп для сына.
— Конечно,— подтвердил Вуядин,— ты грамотный,
тебе и знать! Значит, ты стоишь на том, что мальчонка к добру родился?
— Видишь ли, Вуядин, братец мой и хозяин, так книга говорит, а мое дело сторона Написали ее давным-давно, когда святые и угодники божьи еще по земле ходили, вот как мы с тобой нынче; с незапамятных времен живет эта книга и по крайней мере до сих пор ни разу не солгала, полагаю, не солжет и в будущем.
— Да ну, Вуядин, ты словно дитя малое!— закричали на него гости.— Ведь приблудного котенка и того берешь в дом, «на счастье»,— а тут своя кровь. Книга не обманет!
— Вот и я говорю, не обманет!— подтвердил и Вуядин.— Значит, я могу, писарь, феску набекрень, раз уж так написано?
— Ясно, Вуядин. Само собой, прямая выгода, что родился сын. Ты же слышал, что сказано в книге?! Прославит тебя, болезного, тебя, и твой род, и все наше село.
— Конечно!— закричали все.
— Да уж, известно, прославит!— поддакнул Вуядин.
— А, ей-богу, и было бы справедливо,— сказал Ананий, ж член правления сельской общины.— Говорю так не потому, что я власть, но, ей-богу, пора бы господу и о нас, горемычных, хоть немного порадеть. Шутка сказать, из срама ведь не вылезаем. Чуть что плохое случится под этим божьим колпаком, всегда мы виноваты. Вот я и говорю: пусть и нам хоть разок солнышко посветит! Что бы ни было, все валят на нас! Не так ли, братья? Спаси бог!
— Верно, и мы о том же думали!— подтвердили сидящие за столом.
— Исчезнет где торговец — нас сейчас же за горло; нападет кто на почту — наших первых людей в тюрьму; щ объявят о каком-нибудь разбойнике из дальнего села, наше село, словно нет его хуже, тотчас обвинят в укрывательстве, и вся недолга.
— Ну, сам господь бог глаголет твоими устами!— снова послышалось со всех сторон.
— Разбойничье гнездо, говорят про нас, а не село! Нету, дескать, у них и кладбища!
— А я! Подумайте, братья, даже меня, власть в своем роде, подозревают и впутывают. Власть власти не Ж верит, змея змею пожирает, как говорится!— вмешался писарь.— От сраму не можешь людям на глаза показаться!
И все признали, что их село (и они сами в том числе) пережило тяжелые дни, и пришло время, чтобы все обернулось к лучшему, ни о ком до сих пор в гороскопе так хорошо не говорилось, как о Вукадине, сыне Вуядина. А посему все советовали Вуядину смириться и не роптать на судьбу.
— Вот и я говорю,— продолжал писарь,— справедливость того требует, чтобы все обернулось к лучшему; и кто знает почему, но все это к добру! Спаси бог, хозяин!
— Во спасение, писарь!— промолвил в ответ Вуядин, и оба выпили.
— И как написано в книге,— продолжал писарь,— все начнется, пожалуй, именно с твоего дома, Вуядин!
— И, ей-богу, начнется!— поддакнул Вуядин, уже совсем убежденный и успокоенный.
— И, ей-богу, пора!— сказал писарь, и баклага забулькала, переходя из рук в руки.
— Аферим, Вуядин!— подхватили гости.
Таким образом, ссылаясь на авторитет старинной книги, писарь успокоил Вуядина, обнадежил его, а вместе с ним и других крестьян; и с тех пор Вуядин, надеясь на лучшие дни, стоически переносил свою участь. Между тем будь нынче прежние счастливые времена, когда верили честным старицам не меньше, чем книгам, и надели судьба писаря прозорливостью, подобно тому как бог дал ему грамотность, гости услышали бы в доме Вуядина и другие вещи, о которых позднее рассказывала бабка Джурисава, хотя она и признавалась, что не все поняла, впрочем, ей никто и не верил.
В ту ночь, когда в доме Вуядина родился мальчик, рассказывала бабка Джурисава значительно позже (когда ребенок уже подрос), она ясно, собственными ушами слышала, как чей-то неведомый голос провозгласил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61