По четыре семьи на одном воле пахали, по пяти в одной печи хлеб пекли да харч варили.
— Эх, горемыка, и я, брат, не лучше! — протянув стакан с вином к свету и разглядывая вино, заметил Непоседа.
— Турки,— продолжал Вукадин, подзадоренный сочувственным замечанием адвоката,— зарубили отца, мать, всю семью, один только я уцелел, чтобы затеплить свечку святому покровителю, чтобы не угасло наше родовое имя. Вот и сейчас брожу от дерева к дереву, от камня к камню.
— Э-эх! — крякнул Непоседа, опрокинув вино в рот и, прижав усы к губам, втянул остатки.— Худо, когда человек беден.
— А теперь, ежели ты мне не поможешь, куда мне, горемыке, деваться!
— Значит, спрашиваешь, сколько возьму? Малый,— крикнул он кельнеру,— тащи-ка мою канцелярию.
— Да, сколько?
— Ну... что с тебя спрашивать, коли ты бедняк?! Работаю я с большими торговыми фирмами... из года в год... с бедняками до сих пор и не приходилось, просто не знаю, что тебе и сказать,— изрек Непоседа и задумался, выпуская густые клубы дыма и устанавливая свой письменный прибор, а Вукадин перед ним стоял без шапки и молчал, скорчив самую какую ни на есть жалобную и смиренную физиономию.
— Что ж... как с бедняка, возьму тридцать грошей... так и быть.
— Много, господин!
— Хе-хе! Не много, молодой человек! Разве даром достались мне знания?! Ровно три тысячи золотых дукатов, братец мой, и причем не дырявых, истратил на меня мой отец, на мое, так сказать, воспитание и образование, покуда я учился и получал, как говорится, юридические знания,— которыми заткну за пояс любого! — и покуда не стал тем, чем есть! Надо же хоть проценты с этих денег получить, а уж сами деньги, прости меня господи, пиши пропало!
— Оно, конечно, о том, что даром, говорить не приходится, за всякое знание деньги платят. Однако для меня много.
— Ладно,— промолвил Непоседа,— я уступлю, а ты накинь! Оба мы нужду терпим, мне надо жить, тебе образование получать, постигать разные науки. А то, что ты мне дашь, воздастся тебе сторицей; это все равно как бы ты бросил в землю зернышка два кукурузы — вкладываешь зерно, а получаешь початки! Вот так и это. Давай двадцать грошей.
— Пятнадцать, газда!
Поторговались еще немного и сошлись на восемнадцати грошах и шкалике ракии.
Непоседа заказал за счет Вукадина шкалик, отпил половину, задумался, потом склонился над листом бумаги и написал прошение следующего содержания:
Господину Министру просвещения и церковных дел.
Наука нас учит, Господин Министр, что былинка, как и всякое другое растение, не может жить без света и тепла, что мрак — смерть, а свет — жизнь. Вот и я, нижеподписавшийся, покорный Ваш слуга, подобен такой былинке или такому растению, увядаю и гибну без света и тепла. Полагаю, что мне, Вашему нижеподписавшемуся покорному слуге, не надо учтиво и смиренно напоминать Господину Министру, что этот свет и это тепло не что иное, как столь хорошо известное Вам просвещение, которое наш любимый самодержец возложил на Ваши плечи и поручил о нем радеть, что Вы с успехом и делаете.
Не имея средств к образованию, вследствие постоянной нужды, в которой пребывала моя семья, я по окончании четырех классов начальной школы (свидетельство о чем прилагаю под */.) не смог продолжать столь любимого мною учения и вынужден был ради своих престарелых и немощных родителей заняться ремеслом, дабы как примерный И благодарный сын посылать им ежемесячно на содержание
свой заработок. Как благодарный сын я пожертвовал ради оказанных мне ранее родителями благодеяний многими годами, занимаясь ремеслом, к которому у меня не было никогда ни стремления, ни природных склонностей, и вот недавно мне исполнилось шестнадцать лет, в чем Господин Министр убедится из приложенной под://: метрики, и я потерял право на продолжение моего образования, то есть поступления в гимназию.
Посему и обращаюсь к Вам, Господин Министр, с покорнейшей и смиреннейшей просьбой позволить мне записаться в первый класс гимназии и не затворять передо мной врата храма науки только из-за того, что я оказался добрым и благодарным сыном и жаждущим науки и просвещения бедняком; ведь у меня навсегда врезалось в память изречение господина Начальника: «Знание — свет, знание — мощь; будем учиться и день и ночь».
В надежде, что Г. Министр окажет мне просимую помощь,
остаюсь Господина Министра
покорнейшим слугой
Вукадин Вуядинович, ученик IV клас. нач. школы.
Послав прошение в Белград, Вукадин в ожидании ответа остался в Крагуеваце. Поселился он на краю города в корчме. Каждый день приходил в гимназию справляться, получено ли что-нибудь на его имя, пока наконец преподаватель языка и литературы, заступавшийся за него из-за произношения, пообещал сообщить ему, как только придет ответ, и посоветовал несколько дней не являться.
— Знаю, что тебе трудно ждать, ты, видать, из бедняков? — спросил преподаватель.
— Да, клянусь богом, как улитка без раковины! — затянул Вукадин.— Вот по милости добрых людей и перебиваюсь.
Преподаватель разжалобился, полез в карман и, протягивая руку, сказал:
— Вот тебе немного денег, а через несколько дней загляни в гимназию, авось будет что для тебя.
И в самом деле, спустя два-три дня на прошение пришел ответ министра. Вукадин смиренно подошел к преподавателю литературы и спросил его:
— Есть ли что для меня, улыбнулось ли мне, бедняку, счастье?
— Улыбнулось! Все в порядке! Ты принят!
— Ах, спасибо вам, господин! — радостно воскликнул Вукадин и бросился целовать ему руку, которую тот отдернул.— Не хотите ли, может, зайдем выпьем? — весело спросил Вукадин, приглашая преподавателя в трактир, перед которым они случайно остановились, и, разжав ладонь, показал ему грош.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61