В моем доме, ежели мужчина — вскоре женится, а женщина — замуж выходит. И без промаха! Три учительницы взяты из моего дома. И я надеюсь, что-нибудь в таком роде произойдет и с господином Вукадином. Есть у меня на примете одна... как по заказу.
Вукадин потягивал кофе, молчал и немного конфузился.
— Если желаете,— продолжала госпожа Христина,— могу хоть завтра устроить так, чтобы вы ее посмотрели.
— Хочешь, а? — вмешался Икица, вставая.
— Да и к тому же,— сказала хозяйка, тоже поднимаясь,— не без приданого... Я знаю, что требуется в наше время! Ах ты господи! Напала на вас, словно разбойник на большой дороге. Извините. Время еще будет поговорить.
— Разумеется! — буркнул Вукадин, прощаясь.— Итак, я сегодня же до вечера перебираюсь сюда.
— Пожалуйста, приходите, как в свой дом,— сказала госпожа Христина, провожая их.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ,
в которой Вукадин изображается на службе, в кофейне
и в обществе, а также рассказывается, как протекала
внутренняя борьба между разумом и сердцем Вукадина
Вукадин, не теряя времени, переселился и разложил, как он обычно выражался, «свое убогое барахлишко». Комната была нарядная, просторная, хорошо меблированная. Турецкий диван, шкаф, стол, два стула да зеркало с вышитым полотенцем над ним. По стенам картины, фотографии родственников и знакомых госпожи Христины, а в центре, на самом почетном месте, в веночке, сплетенном из той самой травы, которой посыпают пол церкви на троицу, висела фотография молодой женщины в феске и либаде, перетянутом широким шелковым цветным поясом, а рядом с ней в положении «смирно» стоял усач в форме ополченца с артиллерийским тесаком наголо.
— Это кто же? — спросил Вукадин, который, разложив вещи, принялся разглядывать фотографии.
— Да говорят, будто это когда-то была я, а тот, что рядом, мой покойный супруг, царство ему небесное!
— Ах так! И давно вы уже вдова?
— Давно, ей-богу! Шесть лет прошло, а мне все кажется, целая вечность... До чего тяжко без своего, кат говорят, человека! Эх, только я одна и знаю, чего мне недостает!
— Конечно... нелегко...
— Ах, только я одна и знаю, каково мне.
— Как же, такая утрата! — утешал Вукадин.
— Увы, и еще какая! Платок потеряешь, другой можно купить, и то жалко, а как уж мужа не жалеть! Такого уж, конечно, никогда не будет, хоть сто раз, прости господи, выходи замуж... А поженились мы просто так... случайно... до тех пор едва были и знакомы. Проходил он как-то мимо нашего дома и увидел меня у колодца, ноги я мыла... понравилась я ему чем-то... ну, и уперся человек, меня да меня, и никого больше! Думается, судьба это, господин Вукадин. А до того, ежели кто только заикался: «Судьба, дескать, так суждено!» — я всегда говорила: «Бросьте, все это бабушкины сказки». А вот сейчас верю.
— Клянусь богом, и я о том же твержу. Ведь сколько моих друзей, которые куда глупей меня, отличнейшим образом продвигаются по службе, ходят разряженные, точно липа весной, а я, госпожа Христина, как дятел, остался «клевать сухой пень».
— Вот так ненароком и вам кто-нибудь полюбится! Ни вы ее не знаете, ни она вас не видела, а по городу вдруг пойдет молва: «Слыхали новость?! Господин Вукадин просватал себе жену; берет приданого пятьсот дукатов».
— Вряд ли!
— Да только вчера вечером прибегали соседки и допытывались: «А кого это ты, тетка Христина, взяла в квартиранты?» — спрашивают, а я отвечаю: «Увидите! Потерпите, говорю, малость, день святой Христины не за горами. Пускай только отец приданое готовит, ведь господин Вукадин — человек столичный и там у него было на каждый палец по одной, да с приданым, не говоря уж о бесприданницах!» Впрочем, найдется и здесь, что выбрать, скажем: Калиопа, дочка господина Аксентия, Руменина Дара, потом Мица, Перса, Тинка, наконец, Радойка — дочь барышника Тиче,— сам-то он из деревни, но в городе живет давно, и мы не считаем его крестьянином; а она здоровая, точно из камня высечена, идет — пол ходуном ходит, посуда в шкафу звенит, будто артиллерист шагает!.. Есть, есть, господин Вукадин, всех не упомнишь, и у каждой что-нибудь да найдется!
— Клянусь богом, вряд ли, вряд ли! Та, которое отец дает приданое, не выйдет за практиканта. Такая норовит за чиновника или офицера: либо класс, либо звездочки; в приказного такие не влюбляются.
— Уладится, уладится, не беспокойтесь, это уж мое дело. Только скажите, согласны ли, остальное моя забота! Если я возьмусь, милый, то оженю и монаха.
С тех пор каждодневно до самого праздника св. Христины хозяйка не упускала случая напомнить Вукадину о женитьбе. И когда он был здоров, и когда прихварывал, и когда приходил поздно, и когда приходил рано, и когда веселился, и когда жаловался на скуку,— госпожа Христина неизменно напоминала, что все пошло бы по-иному и гораздо лучше, будь он женат и обзаведись он, как говорится, подругой.
— Вот,— твердила ему госпожа Христина,— здоров как бык, бога вы не боитесь, что так за зря вянете без супруги.
Если же Вукадин жаловался на недомогание, она возвращалась к той же теме:
— Вот приболели немного, как бы сейчас кстати жена, она бы уж за вами поухаживала. Конечно, посмотрю за вами и я, но сами знаете,— чужие руки легки, да не к сердцу, чужая мать мягко стелет, да жестко спать.
Когда Вукадин возвращался поздно ночью, она говорила ему на другой день:
— Вот ходите по кабакам, лишь бы время убить, а будь женаты, вы бы прекрасно знали, чем заняться!
Если же Вукадин являлся домой рано, она опять находила предлог, чтобы сказать:
— Вот были бы женаты, взяли бы сейчас наилучшим манером женушку под ручку, и в кофейню, а то торчите в комнате, точно какой монах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61