У Byкадина оказался собеседник. Микица разговаривал с Вукадином, отвечал на его бесконечные вопросы, ругал мимоходом исправников, старост за ухабистые дороги и дырявые мосты, рассказывал о работящих крестьянах в других европейских странах, о благоустроенных трактирах и о галантных шулерах в Турну-Северине, Мехадии и прочих наших курортах. Так развлекались они почти всю дорогу, дважды ночевали, по пути заезжали в лучшие трактиры. Всюду их встречали те же цинцары-корчмари, цинцары-кельнеры, мадьярки-горничные да проезжие крестьяне. Микицу всюду узнавали и радушно принимали. Обычно он обедал в обществе уездных и волостных писарей, которые до того пресытились безмятежной идиллической жизнью, что с нетерпением ждали хотя бы мало-мальски благовоспитанного человека из столицы, чтобы услышать, что нового творится на белом свете. Беседовали о всякой всячине, но больше всего о том, какие сейчас в Белграде лучшие кофейни, где самые красивые кассирши. Микица знал все, как свои пять пальцев, и давал объяснения со всеми подробностями. Он рассказывал, что Илонку выслали в Австрию, Аранька уехала с каким-то цирком, Йоланку взял к себе в экономки
1 Д о р ч о л — предместье Белграда.
один инженер, а Йозефина сняла квартиру и, как говорят, венчается с подпоручиком Йованом Мишлете Цоничем, который уже предпринял некоторые шаги, чтобы пойти ради этого по гражданской части. Все это Микица выкладывал, а писаря развеся уши слушали и вздыхали. Вечером он обычно ужинал в задней комнате и оставался там довольно долго.
Так случилось и на этот раз, Микица просидел далеко за полночь, и когда Вукадин поднялся, Микица все еще спал. Проснувшись только около девяти часов, он заявил, что дальше ехать не может и передает седоков другому вознице, своему побратиму Клемпе, который честь честью доставит их до места. Микица проиграл почти всю ночь в карты, ему везло, он очистил помощника кассира окружной комендатуры (который случайно оказался здесь, чтобы заплатить за сено) и торговца шелковыми товарами; положив в четыре часа утра большой куш в карман, он пожелал им спокойной ночи, добавив: «Пожалуйста, и в другой раз». И так как имелись виды еще на нескольких подобных «овечек» и «рыбин» и на то, что подобный урожай он сможет собирать еще несколько дней, Микица решил, что ему лучше остаться здесь и плюнуть на заработок. Но когда Вукадин стал умолять не делать его несчастным, так как, опоздав, он может потерять службу, Микица смилостивился и даже заплатил за него побратиму Клемпе. И таким образом Вукадин доехал до места назначения бесплатно.
Городок Т. не бог знает как велик, но известен необычайной предприимчивостью и редкостной неудачливостью своих жителей. Основали читальню — она сгорела; принялись за постройку церкви — один из подрядчиков повесился, другой сбежал неизвестно куда; долго собирали по всей Сербии деньги для памятника погибшим героям округа, но не смогли найти и следа от этих денег; впрочем, памятник героям живет и поныне в сердцах благодарного потомства; получат они и школу, какой нет по всей округе, как только закончится судебный процесс с кассиром.
Прибытие нового практиканта произвело настоящую сенсацию. Еще дня за три, за четыре до его приезда имя Вукадина не сходило с уст многих горожан и горожанок; любопытные судачили о нем в канцеляриях, в кофейнях, в частных домах. Гадали, расспрашивали, надеялись. Допытывались, кто он, каков собой, женат или холост, хорошо ли танцует, веселый ли и так далее.
Практиканты надеялись обрести доброго друга, начальник — способного столичного работника, а госпожа Н. Н.— заполучить в конце-то концов зятя.
— Если уж сейчас не выгорит,— сказала она,— то я уж потеряю всякую надежду выдать свою.
Радовался, сидя и размышляя в своей повозке, и Вукадин: каково-то будет в Т., есть ли там приличные трактиры, который из них лучше всего посещается, найдется ли приличная комната для одинокого, есть ли там белокурая немочка? Да и о чем только не размышляет многолетний практикант на полном окладе, сидя в повозке, которая тем временем уже начала подпрыгивать. Вукадин высунул из Волочка голову, огляделся и увидел, что едет по ужасной мостовой городского предместья. Все чаще и чаще попадались люди, большими и маленькими группами, а стайки цыганской детворы с криками бежали впереди и позади повозки, толкаясь, падая, но не спуская ни на минуту глаз с кнута возницы, и орали во все горло: «Дай, дядя, десять пара купить хлеба».
Повозка въехала в город, дело было в воскресенье после обеда. Горожане разгуливали по улицам, сидели перед домами. Пожилые беседовали о всевозможных полезных средствах гигиены и фармакологии, а молодежь гуляла. Девушки, взявшись под руки, расхаживали по улице и щебетали о прическах, бантиках и о том, какой проказник телеграфист Мика. Когда повозка Вукадина проезжала мимо, сидящие и гуляющие прекращали на минуту беседу, рты закрывались, а взоры с любопытством устремлялись на волочок с одним и тем же вопросом: «Кто это?» — но с различными ответами. Каждый думал что-то свое. Бакалейщик Перица тотчас решил, что это, вероятно, ненавистный приказчик из торговой фирмы Пияде и Букус, который колесил по всей Сербии, собирая деньги за данный в кредит товар; пан Випил, аптекарь, подумал, что едет, по-видимому, государственный фармацевт ревизовать аптеки, а кассир Прока, игравший с парикмахером Гасицей в домино, побледнел и приставил двойную четверку к двойной пустышке, потому что ему показалось, будто это не кто иной, как комиссия, нагрянувшая, чтобы опечатать и проверить кассу;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61