Так вдалбивала ему Христина в голову мысль о женитьбе каждый день, до самых именин.
Наступил и день именин.
Весь день женщины бегали из дома в дом с поздравлениями. Святая Христина — женский праздник, мужчины с поздравлениями не ходят, в чем и заключается коренное различие между славой и именинами (разумеется, это касается только дневного времени). На славе, правда, более торжественно и парадно, но как-то натянуто, мертво, с бесконечными томительными паузами, в то время как на именинах все проходит интимнее, живее и без всяких пауз; на славах все молчат или степенно говорят по очереди, а на именинах говорят все сразу; на славах всегда молча слушают одного, а на именинах никто друг друга не слушает; на славах обычно всех поминают добрым словом, а на именинах всех ославят,— короче говоря, слава мужской, а именины — женский праздник.
И у госпожи Христины все в тот день шло преотлично. Гостей набралось полным-полно, и все отменные. Удостоили своим визитом госпожу Христину и госпожа начальница, и жена председателя окружного суда, и жена городского головы, и жены первых торговцев, а о прочей шушере и упоминать нечего. Соседка, госпожа Полка, жившая напротив госпожи Христины и жестоко с ней враждовавшая, сидела весь день у окна за занавеской и считала, и насчитала двадцать семь дам из высшего света и тридцать пять простых смертных (не принимая в расчет детей), и то лишь до трех часов дня, а потом уж, от обиды и великой злости не в силах больше считать, капитулировала и, принарядившись, направилась через дорогу, чтобы помириться в этот торжественный день с госпожой Христиной. Представляете себе, что почувствовала госпожа Христина, увидав низко опущенную голову своего давнего врага, снисходительно явившегося к ней мириться? Госпожа Христина была женщина непакостная — у нее что на уме, то и на языке: правду она никогда не таила, и если порой не представлялось случая высказать правду в глаза, она говорила ее за спиной.
— С днем ангела, тетка Христина! — приветствовала ее Полка.
— Спасибо, спасибо, тетка Полка! — ответила госпожа Христина, встретив приветливо госпожу Полку; и поскольку все так отлично началось, видимо, так бы отлично и кончилось, не схвати госпожа Полка госпожу Христину за руку, чтобы поцеловать ее. Госпожа Христина отдернула руку и быстро потянула руку госпожи Полки с тем же намерением, но и госпожа Полка не дала поцеловать себе руку. И тут представилось преинтересное зрелище! Тетка Христина и тетка Полка, крепко схватившись, стали выворачивать друг другу руки, подносить их к губам и отдергивать, непрестанно крича: «Да отпустите же, я ведь не старуха какая!» — пока наконец госпожа Полка не взвизгнула: «Ой, вы мне руку вывернули!» Но было уже поздно: тетка Христина поцеловала, сжав, как в тисках, руку тетки Полки.
Таким образом, тетка Христина и тетка Полка опять очутились там, где они были несколько месяцев тому назад, еще до ссоры. Тогда они поссорились по тому же поводу, не миновать бы ссоры и теперь, не будь именин. Госпожа Полка смолчала, села и сердито стала ждать угощения. Чувствовала она себя как отравленная, но, переборов себя, вступила в беседу. Спросила, много ли было гостей, отведала варенья и утешилась после всех сегодняшних злоключений тем, что варенье уже слегка засахарилось, кофе отдавал то ли ячменем, то ли цикорием (либо чем-то вроде этого), а на полированном шкафу осела толстым слоем пыль.
Впрочем, неприятная сцена была вскоре заглажена и вечером окончательно забыта.
Вечером у госпожи Христины собралось на посиделки большое общество: это были молодые люди, девушки, их матери. Пришли Аксентиева Калиопа с матерью, Дара с матерью Руменой и Радойка, тоже с матерью, а из мужчин Вукадин, Икица и учитель Н. Н.
Поначалу было немного натянуто. Мужчины курили, пуская густые клубы дыма, и молча разглядывали альбомы да картины на стенах, а девушки шептались, забившись в другой угол комнаты. Только время от времени слышалось:
— Что это до сих пор нет господина Мики?
— Где же наконец господин Мика, без него общество просто мертво!
— Уж не дежурный ли он нынче? — спрашивали женщины.
— Нет. Собственно, да, но Мика заплатил четыре гроша и дал пачку табаку приятелю, чтобы тот его заменил,— отвечают мужчины.
Только об этом и разговаривали в ожидании телеграфиста Мики.
— Спойте-ка что-нибудь! — предложила госпожа Христина.— Что за компания такая, молчат, точно на похоронах!
Девушки конфузились и подбивали друг друга, молодые люди извинялись, что охрипли. Так тянулось довольно долго.
— Эх, ничего без Мики не получается! — заметила хозяйка, разливая кофе. Вдруг все умолкли.
Со двора донеслись звуки гармоники и песня.
Эй, девчонка, что томишь, Что мне дверь не отворишь?
— Вот он! Идет! — воскликнули девушки
— Легок на помине! — заметила хозяйка.
Я бы настежь отворила, Кабы мать мне разрешила,—
неслось со двора.
Девушки стали поглядывать на Радойку и подталкивать ее, а она покраснела и уставилась в землю.
— Радойка,— шепнула Дара,— это к тебе относится. Ступай, отвори ему!
— Сама иди, бесстыжая. Думаешь, я такая, как ты, за каждым парнем бегаю?! — сказала Радойка и показала ей язык.
В это время вошел Микица с гармоникой под мышкой, в белых брюках, в черном пиджаке с бархатными обшлагами, в жилете с глубоким вырезом и с огненно-красным шелковым галстуком.
И тотчас все оживились; молодые люди и девушки, почувствовав себя свободно, перемешались. Принесли вино, и начался оживленный разговор. Калиопа уселась с учителем Н. Н., Микица с Радойкой, Дара с Вукадином, Икица же подсел сначала к девушке, которая все время молчала, потом поднялся, точно завсегдатай, отправился в кухню и стал помогать госпоже Христине, появляясь то в комнате, то в кухне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61