!!»
Или все примутся плести небылицы, что он ходит якобы к богатой вдове.
— Слушай, Каспар (это его прозвище, настоящее его имя мало кто знает, а может быть, он и сам его давно позабыл!),— скажет ему кто-нибудь,— что-то уж слишком часто заглядывается на тебя и зазывает к себе вдовушка Ката?! Подозрительное дело, Каспар!
— Да замолчи ты!— огрызается Каспар.
— Однако ты вчера основательно у нее засиделся!
— Вино переливал,— объясняет Каспар.
— Хе,— подхватывает другой,— да мы догадываемся, что дело у вас на мази, ждете лишь, когда помрет твоя хозяйка. Вот уж богато заживешь, как сыр в масле будешь кататься! А, Каспар?
— Ого, Каспар — известный ловелас, старый волокита; с виду тихоня, а нас всех за пояс заткнет! А, Каспар, верно я говорю?
Каспар же свернет цигарку, вставит ее в мундштук, вынет из спичечной коробки три-четыре спички и уйдет из корчмы, буркнув им что-то сквозь зубы, а они покатываются со смеху.
— Не может утерпеть!— кричат ему вслед.— Что значит несчастная любовь и влечение, опять пошел к своей Кате!
Впрочем, и за стенами корчмы торговцы не сидят без дела. Расположатся в тени перед лавками и перекидываются через улицу только им понятными и смешными словечками да шуточками. Пройдет, скажем, практикант Жикица, в которого влюблены все молодухи, вдовы, разводки и девицы (от четырнадцати и старше),— и пойдут обмениваться через улицу фразами:
— А ты, сосед, заглянул в долговую книгу?— спрашивает один.
— Заглянул, как не заглянуть?!
— Много ли?
— Изрядно, брат, задолжал! На три с половиной страницы записей!
— По уши, бедняга, должно быть, в долгах.
— В долгу, как в шелку! А больше всего, знаешь, этому должен...
— Да, бедный господин Мика, разорится из-за собственной доброты!
А Жикица шагает мимо, возмущается, пускает к небу клубы дыма и, учтиво раскланиваясь по сторонам, приветствует торговый люд, который столь же учтиво отвечает ему, недвусмысленно перемигиваясь за спиной представителя власти.
Не успел скрыться Жикица, как показалась вдова казначея Перса, набеленная и нарумяненная выше всякой меры.
— Послушай, милый, почем был в прошлом году в Белграде кошениль?
— Да ведь какое качество, братец.
— В этом году куда как дорог; да и нет его, братец.
— Где же его взять, братец, покупателей пропасть, а некоторые еще расходуют — троим впору.
— Что поделаешь, братец, бывают, бывают и такие!— завершает третий, прелюбезнейшим образом обмениваясь поклонами с вдовушкой.
Только что проводят таким манером госпожу Персу, как появляется толпа крестьян. Живоглоты уже издалека угадывают, кто они, откуда и что можно себе с ними позволить (здесь нужно действовать с оглядкой, иначе комедия может превратиться в трагедию). Но вот по всей улице дан знак, что опасности нет, и мгновенно начинается, как немцы говорят, «хец унд шпас» К Станут несколько пар друг против друга и давай сучить руками, как это делают сучильщики веревок.
— Стой, куда прешь, ослеп, что ли!— сыплется со всех сторон на крестьянина.
— В чем дело?— удивляется крестьянин.
— Того и гляди нитки порвешь.
— Какие нитки?— недоумевает крестьянин.
— Шелковые, милый, шелковые! — орут со всех сторон.
— Где тут нитки?
— Разве не видишь, люди сучат нитки через дорогу?
— Да где они, я их что-то не вижу?
— Да они же шелковые, родной, нелегко их заметить!
— А зачем же меня остановили?
— Дальше нельзя. Откупили люди улицу, платят государству сколько положено.
— Что же мне делать?— недоуменно спрашивает крестьянин.
— Либо возвращайся и ступай по другой улице, либо скачи через нитки!
Крестьянин поспорит по мере сил, но, видя, что ничего не поделаешь, предпочитает прыгать.
— Неужто прыгать?
— Надо, милый. Люди этим живут, кормятся, налог платят.
— И сколько же раз мне сигать придется? — спрашивает крестьянин.
1 Травля и потеха (нем.).
— Ты иди да смотри вдоль рядов. Там, где друг против друга сучат, ты и прыгай.
Крестьянин смиряется и давай прыгать вдоль рядов, а живоглоты, кто хохочет до упаду, а кто еще и подзадоривает:
— Так, соколик!
— Ну-ка еще раз!
— Ха, еще малость!
— Аферим!
Так по нескольку мужиков и проведут за день. Однако сидельцы разбираются, кого можно дурачить, а кого нельзя. И не без основания, ибо, как говорится: из одной печи, да не одни калачи, так и с крестьянами. Иной прикинется простачком, слушает их с невинным видом, а когда они скажут, чтобы прыгал у каждой пары сучильщиков, отвесит ближайшему такую затрещину, что тот зашатается и только спросит:
— За что, родимый?
— Это, стало быть, задаток,— ответит крестьянин,— а я ваш заказчик, всем сполна заплачу отсюда и до самого конца улицы.
— Значит, так!
— Именно! — подтвердит крестьянин и пойдет своей дорогой.
Так жили и развлекались в торговых рядах городка, где вот уже два года как обосновался Вукадин. Покуда его хозяин крал «жандармов» или прятал в рукав домино, ссорился во время игры, подшучивал над Каспаром или крестьянами, Вукадин все больше и больше входил в дело. Уже два года каждый день на рассвете он усаживался на порожек, шил, поглядывая исподлобья на проходящих крестьянок, и если заходили покупатели, обслуживал их.
Живя среди таких людей, Вукадин и воспитывался в их духе.
Голова Вукадина была битком набита провинциальными остротами и прибаутками, но пускал он их в ход лишь в той мере, в какой позволяло положение ученика. Как и у всех его земляков, в натуре Вукадина была коммерческая жилка, и потому за короткое время он проник, "как говорится, в самую суть дела. Видел, как поступает хозяин, и старался ему подражать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61