Автомобилей по дороге встречалось не так уж много, но зато здесь мы гораздо чаще, чем в других местах, обгоняли пешеходов. То были индейцы: женщины в длинных юбках всех оттенков красного цвета и мужчины в ярко-синих рубашках и широкополых мексиканских шляпах. У многих мужчин с угрюмыми лицами волосы были заплетены в косу, перевязанную лентой. Они не оборачивались в нашу сторону.
Километрах, в десяти от границы резервации мы наткнулись на небольшую группу людей. Прямо на дороге были установлены ткацкие станки. За ними сидели женщины и ткали покрывала. Чуткая душа индейца, гибкие пальцы переносят в ткань гаммы цветов окружающего их мира. Несколько готовых покрывал лежали тут же, и на них красовались этикетки с ценой. Ткачих не покидает надежда, что проезжающий мимо турист купит прямо со станка снятое покрывало. Эти ткачихи днем ткут, а вечером бредут к отдаленным от дороги домам, где их ждут близкие с немым вопросом: продала ли то, что выткала?
Проехав Камерон, мы повернули на 89-ю автостраду, ведущую прямо на север, а оттуда — на первый же узкий извилистый проселок, петляющий меж невысоких холмов. С этого проселка мы свернули на другой, потом взяли немножко в сторону. Шоссе, как нам казалось, было где-то совсем рядом. По, оказывается, мы заблудились среди бесконечных, похожих друг на друга холмов. Далеко перед нами торчали две скалы; серый цвет их контрастировал с окружающей пестротой.
На одном из холмов стояло какое-то строение округлых форм, слепленное из серой земли. Крыша его напоминала купол обсерватории. Потом такие дома стали встречаться чаще. Ни в одном не было окон, вместо двери зияла дыра, чаще всего затянутая таким же покрывалом, которое мы видели на станках индеанок у дороги. Такие домики индейцы называли хоганами. Навахи между собой живут очень дружно, однако хоганов рядом не строят. Этим они отличаются от африканцев, которые и в джунглях и в саванне строятся тесными деревушками.
Мы решили спросить дорогу в первом же хогане. Нас встретил оглушительный собачий лай. Показался коренастый широкоплечий парень и палкой разогнал собак.
— Кто вы такие и зачем явились? — спросил он по-английски.
— Мы заблудились и не можем выбраться на магистральную дорогу.
— Держите вон к той серой скале,— посоветовал нам индеец, показав в сторону двух скал.
— Но ведь они обе серые! — Мы были в недоумении.
— Вот уж нет! Вы, белые, плохо различаете краски. Поезжайте в сторону той скалы,— показал он.— Только не стремитесь достигнуть цели кратчайшим путем. Путешествие по этой местности похоже на поиски правды: не прямая дорога, а извилистая приводит к цели.
Сквозь дверное отверстие один за другим вылезли ребятишки. За ними вышла пожилая женщина. Она что-то сказала на языке навахо.
— Она просит вас зайти в дом, быть гостями,— перевел юноша.
Лицо женщины было испещрено глубокими и мелкими морщинами. Когда мы приняли ее предложение, она улыбнулась, и стало видно, что у нее совершенно нет зубов.
— Это мои внуки,— сказала она через переводчика, показывая на кучу детей.— Половина из них посещает школу. Они будут большими людьми, потому что умеют читать.
Поступь старой женщины была величава — казалось, она вводит нас не в хоган без окон, а во дворец. Внутри был полумрак. На земляном полу в очаге дымились головешки. В крыше над очагом зияло отверстие, в него заглядывало небо. А по ночам, наверное, сквозь эту дыру смотрит луна. Никакой мебели, лишь на полу разбросаны овечьи и козьи шкуры. Тянуло чадом и кисло пахло овчиной.
Резервация навахов находится на высоте примерно одной мили над уровнем моря. Поэтому хотя днем и припекает солнце, ночью достаточно холодно. Зимой даже выпадает снег.
Мы вышли наружу и полной грудью вдохнули чистый воздух. Собаки не лаяли. Видимо, они понимали, что те, кого хозяева приглашают в дом, не враги этого дома. От близлежащего холма, где стоял такой же хоган, медленно шел в нашу сторону старый индеец. Ветер развевал его длинные черные волосы, и это придавало ему сходство с бедуином, бредущим по пустыне.
— К нам в гости идет врач и художник,— пояснил юноша и, поймав мой удивленный взгляд, сказал: — У нас это одна профессия.
Я немало читал о навахах, об их художественных способностях, особенно в изготовлении керамики. Изготовленные ими горшки, вазы оригинальны. Знал, что индейцы этого племени отличаются еще рисунками па песке, но не представлял, что это такое. Теперь же выяснилось, что этот неторопливо шагающий бедуин и представляет собой такого рода художника.
— Да хранят вас добрые духи! — произнес, подойдя, старик.— Зачем вы прибыли сюда?
Старик говорил на языке навахо, а парень переводил. — Мы заблудились.
— Не все духи сводят человека с пути, некоторые и помогают ему,— медленно выговорил старик.— Я могу вам посодействовать в том, чтобы к вам обратили свой взгляд добрые духи. Я исцелитель и, рисуя на песке, общаюсь с ними.
— Нельзя ли нам взглянуть на ваши рисунки?
— Сегодня я еще ничего не рисовал: никому не нужна была моя помощь.
— Пусть ваши рисунки помогут нам выбраться на правильную дорогу.
— Идем,— бросил старик, и мы послушно зашагали за ним.
Мы вышли на ровную площадку, где, прикрытые обломками досок и разной ветошью, виднелись кучки разноцветного песка. Старый индеец сел на корточки и взял в руки по горсти песку из двух кучек.
— Сейчас светит солнце, потому я буду делать дневной рисунок,— пояснил он, и струйки цветного песка потекли между его пальцев.
Он работал сосредоточенно, словно ничего не видел и не слышал вокруг себя.
— Есть два рода рисунков,— пояснил молодой индеец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100