Никто об этом, естест
венно, не знал, даже мэр, а когда я объявил, все дружно похлопали.
Но жена доктора-химика, которая в силу природной наблюдательности всего
знала слишком много, сообщила еще одну новость. Она во чтобы то ни стало з
ахотела бы, чтобы все были в курсе того, что сын декана филфака МГУ госпожи
Ремневой недавно проходил стажировку в Марбургском университете.
Ц Он занимался химией и физикой, как Ломоносов? Ц пожелал уточнить бург
омистр. Ц Или филологией, как его матушка?
Боже мой, какую замечательную физиономию организовала здесь хорошо инф
ормированная жена доктора-химика! Ответ был написан на её лице и подтвер
жден приподнятыми плечами, укутанными в замечательную синтетическую к
офточку акварельных тонов:
Ц Кажется, мальчик занимался еще и музыкой, а вот играл ли на барабане, я н
е знаю.
Были еще и другие вопросы, свидетельствующие о том, что мои слушатели зна
ли предмет. «Были ли у Ломоносова потомки?» Ответ: « Были. Да, единственная
дочь Ломоносова оказалась замужем за одним из представителей старинне
йшего аристократического рода в России». Вопросы по Пастернаку касалис
ь его последней привязанности Ольге Ивинской. Я, конечно, всё могу прости
ть великому человеку, но у меня и свой взгляд и на эту женщину, и на те обяза
тельства, которые возникают у мужчины, когда он более десятка лет прожил
с женщиной, обстирывавшей и обглаживавшей его, создавшей систему, при ко
торой он мог комфортно жить и работать. Я не очень хорошо отношусь к Ивинс
кой. В каком-то возрасте другая женщина уже не имеет права уводить велико
го мужа от жены. Кого она любила: поэта или просто мужчину? Великий поэт мо
жет, конечно, любить кого угодно. Хорошо, хоть не ушел из дома. Отвечая на во
прос, я привел эпизод из воспоминаний Василия Ливанова, семья которого х
орошо знала и семью Пастернака, и следила за перипетиями драмы, назреваю
щей в семье их друга.
Я принялся рассказывать, как Ольга Ивинская, сославшись на послелагерну
ю болезнь, которая якобы поставила ее на край могилы, пригласила к себе же
ну Пастернака Зинаиду Николаевну. Та пришла. Полумрак, черное лицо, лекар
ства и питье возле постели, салфетка или шаль на настольной лампе. Но Зина
иде Николаевне, женщине решительной, это показалось здесь неестественн
ым, и она сдернула покров со света…
Ужасная, совсем не для окончания лекции история, которую, между тем, все сл
ушали, затаив дыхание. Я опускал своих слушателей до каких-то бытовых игр
. Но Серафима не была бы великой женщиной, если бы не почувствовала моих тр
удностей:
Ц Дорогие друзья, Ц перебила она меня, Ц давайте всё же этот вечер двух
великих русских поэтов закончим их стихами. Ц Старая народная артистка
СССР кое-что помнит еще с юношеских времен.
Как же решительно двинула она свою коляску «на авансцену». Я никогда не д
умал, что снова услышу не в бытовой огласовке этот замечательный, волную
щий голос. В некоторых женских голосах есть волшебная магия, соединяющая
былое и будущее, примиряющая враждебное и плывущая как надзвездная субс
танция над мирским существованием. Когда звучат подобные голоса, понима
ешь, что удел человека выше и значительнее той жизни, какую он ведет, он тв
орение Бога, и Господь всегда готов принять его и назвать своим сыном.
Серафима читала сначала хрестоматийное «О пользе стекла», а потом, даже
не собрав особенных аплодисментов, из сборника «На ранних поездах». Знам
енитые стихи, к чему их здесь цитировать? Последнее, что мне запомнилось, э
то как из соседнего зала постепенно в наш маленький и продолговатый выхо
дили с кружками в руках и становились вдоль стены какие-то неведомые мне
люди. Что они, интересно, слышали в этих стихах на непонятном языке, которы
е читала, сидя в инвалидной коляске старая женщина?

Глава десятая

Я еще раз убедился как многое могут денег. Мы с Серафимой просидели в кафе
«Корона» почти до самого утра. Кто договаривался об этом: сама ли Серафим
а или ее шофер, который вывозил в зал инвалидную коляску? В кафе почти не г
орел свет, только несколько ламп в том зальчике, где я читал лекцию, да у ба
рной стойки в другом Ц часть этого другого зала была видна нам через отк
рытую дверь. Бармен читал газеты и разгадывал кроссворды. Лицо его было с
осредоточенно, как у министра финансов, представляющего в парламенте бю
джет. Позже его за стойкой сменил официант. Он долго смотрел вдаль, в темно
ту, а потом салфеткой принялся перетирать бокалы и кружки. Сколько же их з
десь было! Никто не переворачивал с грохотом стульев, демонстрируя, что в
ремя истекло, не двигал столов, не гремел ведром с грязной водой и шваброй.

Шофер, который привез Серафиму, после окончания лекции хорошо подзакуси
л: над большой тарелкой с едой облачком густел пар, потом он ушел, видимо, с
пать в машину. Мы все сидели с Серафимой и говорили.
Тишина ночи уже давно накрыла город, протиснулась во все щели: заполнила
переулки, как современная строительная пена, затвердела между домами, вп
олзла темнотою в квартиры, коридоры, на кухни, застелила улицы, нависла на
кустах, свешивалась с колоколен. Лишь через определенное количество вре
мени, казалось, прямо над нами хлопал жестяными крыльями петух: день прид
ет, день все-таки придет. Каждый раз, слыша его механический крик, я предст
авлял себе темную многовековую громаду ратуши, холодно подсвеченную эк
ономным прожектором, голый покатый булыжник и напротив Ц святого Георг
ия, поражающего копьем дракона в фонтане.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86