Однажды, когда Саломея, еще до своих операций, выход
ила из дома и даже пыталась гулять с собакой, она (собака) так стремительно
вытащила ее, Саломею, из лифта, что та ударилась головой о почтовый ящик, у
становленный внизу на лестничной площадке, да ударилась так сильно, что
возникла в пол-лица гематома, и врачи подозревали сотрясение мозга.
Я одеваю на собаку ошейник и стараюсь не громыхать металличес-кой дверь
ю Ц в Москве у всех железные двери от воров, от жизни, от судьбы Ц выхожу к
лифту. Вырвавшись наконец на улицу и, как всегда, чуть ли не свалив меня с н
ог в подъезде, Роза блаженно устраивается на газоне возле подъезда. Ее те
ло обмякает от удовольствия, а глазки при этом лукаво поглядывают на мен
я.
Художник Дега, в своих портретах лошадей и балерин умел очень выразитель
но эстетизировать момент преодоления ими физиологичес-ких усилий. Я не
вижу мир так аналитично и резко. Мне кажется, что в любом, даже отчаянном с
остоянии, женщины грациозны, если вписать их волшебную грацию в обстояте
льства. Не менее грациозной мне видится в этот момент удовлетворения сво
ей первой нужды и собака Роза. Бедненькая Ц она терпит двенадцать часов
подряд: первый раз я гуляю с ней в семь часов утра, а во второй в семь часов в
ечера.
Мы путешествуем вокруг домов нашего московского микрорайона. Собаке на
до дать выгуляться. Целый день ей приходится находиться в сравнительно н
ебольшой, около восьмидесяти метров, квартире. Роза суетливо перебегает
на поводке с одной стороны дороги на другую. Она обнюхивает каждую кочку
и останавливается возле любой оградки, исследует каждую отдушину, ступе
ньку, колеса стоящих во дворе с ночи машин. Более добродушного и любознат
ельного су-щества я не знаю. Собственно, кроме пищи и любви хозяев ей ниче
го не надо. Но если хозяин один и не в духе, она готова потерпеть. Она склады
вает ушки топориком и садится на пороге в кухню, в её «зоне». Она будет жда
ть справедливости, будет ждать хозяйку. Са-ломея просто не может есть одн
а, как бы она ни была голодна, всегда почти половину со своей тарелки отдае
т собаке. В этом случае собака всегда сидит у её стула и выхватив из её рук
очеред-ной кусок, на лету проглотив, опять смотрит коричневыми, все пони-
мающими голодными глазами. Меня возмущает, что Саломея дает собаке еду п
рямо из рук, позволяет облизывать ей ладони, чуть ли не разреша-ет ей выхв
атывать куски прямо из тарелки. Меня это беспокоит, я понимаю, что собака э
то собака, наша очаровательная собака Ц зверина, обожа-ющая помойки и об
нюхивающая все встреченные ей на пути мусорные баки. Саломее к ее смерте
льной болезни еще не хватает какой-нибудь собачьей инфекции. Но я терплю,
я всё терплю, иначе у меня подни-мается гнев на эту скучную и размеренную
жизнь, мне захочется пос-лать всё к черту, заорать, хлопнуть дверью, разве
у меня нет права на нормальную здоровую жизнь, но я терплю Ц сколько Сало
мее осталось?
Иногда я конечно думаю, что я, который держит всё в себе, могу умереть рань
ше и оставить Саломею со всеми её недугами и смертельными болезнями хоро
нить меня, самой заботиться о даче, собаке, машине и квартире Ц заботитьс
я о себе, и сколько мне самому-то осталось. Но я уже привык, что справляюсь с
о всем, смогу переломить все обстоятельства, я вообще последнее время жи
ву не задумываясь над тем, кто раньше, я просто живу, полага-ясь на Бога, на
Его волю и готов принять из Его руки любую кару. Но кара уже есть, суд верши
тся Ц у нас с Саломеей нет детей.
Мы с Розой обходим по периметру наш квартал. Семь часов, все дворники уже н
а своих местах. У нас с Саломеей и Розой отличный сталинский дом, построен
ный так давно, что когда в него въезжали, мои, уже давно ушедшие от нас роди
тели, этот дом сто-ял крайним на московской окраине. Я еще помню, как с двум
я пересадками, сначала на трескучем автобусе, потом без пересадки от Кие
вского вокзала мы с продуктами Ц никаких магазинов в округе, конечно, не
было, мы ездили на метро Ц это была последняя станция на линии, а сейчас э
то почти центр города, один из самых лучших и престиж-ных районов. Раньше
в нашем доме, при его заселении, в отдельных, иногда и коммунальных кварти
рах жила разная мелкослуживая шушера, выселенная по реконструкции из це
нтра: педагоги, уборщицы, типографские рабочие, третьесортные актеры, ин
женеры, ничем не заре-комендовавшие себя журналисты; но со временем все э
ти квартиры расселили, семьям, которые разрастались, дали отдельные квар
тиры на новых окраинах, а дом постепенно заселила та часть населения, не с
кажу народа, которая в обществе называется номенклатурой. По утрам в сов
етское время у каждого подъезда выстраивалась кавалькада черных и блес
тящих, как воронье, номенклатурных «Волг». Советские времена, конечно, ми
нули, часть прежних жильцов, оборотистых и предприимчивых, переехала кон
ечно в новые загородные, похожие друг на друга своей незатейливой красно
го кирпича архитектурой, коттеджи, но дом и не опустел и не был покинут сво
ими новопородистыми жильцами, он по-прежнему престижный и хороший, а пос
ле обвала евроремонтов, с перепланировкой и заменой всего оборудования,
от двер-ных звонков и чугунных ванн, до пришедших к ним на смену ванн гидр
о-массажных, престижных и дорогих машин у подъездов стало даже больше, че
м раньше «Волг». Не только дымок свежего богатства завился над крышами д
ома, но услышал я и свежий и нахрапистый посвист новой административной
элиты. А где элита, там самым волшебным об-разом жизнь начинает отличатьс
я от жизни обычной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86