не сможет ввинтиться в эту щел
ь, чуть расширив для удобства лаз? Черное дело было сделано.
Ц Своей жалостью и любовью ты просто губишь собаку! Почему ты выпустила
её из дома! Она старая, мы же договорились, что она уже не будет щениться! Ц
Я орал, как мужик в пивной. Уже всё поняв и даже увидев счастливую парочку,
не торопящуюся расстаться, Саломея философски заметила:
Ц С одного раза это не получается.
Ц Откуда ты знаешь? Ц я не могу уняться. Ц Очень часто именно с одного р
аза это и случается.
Из кухни густыми волнами доносились запахи сгоревшей манной каши.
Проштрафившаяся Роза тем не менее не чувствовала себя виноватой. Разомк
нув, наконец, объятия, энергично, будто после дождя, отряхнулась, похлопал
а ушами и по своей милой привычке улыбнулась мне. Её кавалер мгновенно оц
енил обстановку и, не дожидаясь, пока я швырну в него тапочек с ноги или лю
бую палку, которой в данный момент не оказалось под рукой, не попрощавшис
ь юркнул в прокопанный им под воротами лаз. Сделал он это быстро, каким-то
отработанным приёмом. Пёс был лохмат, пегий с глазами, занавешенными чёл
кой.
Ц Он просто какой-то Будулай! Ц крикнула вслед ему Саломея и этим разря
дила напряженность. Мы все-таки надеялись на солидный возраст нашей соб
аки. Не беременеть же ей в возрасте матроны!
Полнеет Роза или нет? На этот раз ее уже не кормили вырезкой и творогом, а п
еревели на традиционную овсянку и дешевое сердце. Замечательная своей н
еприхотливостью собака! Поев, она счастливо улыбается, облизывается, уми
льно глядя на хозяев, но при этом лукавое выражение ее морды свидетельст
вует, что она ничего не ела с рождения. Любимый её прием Ц сесть на кухне р
ядом с Саломеей, когда та сварит себе горсточку пельменей или отломает о
т курицы ножку: половина незаметно переходит в брюшко Розы. А если ей не да
ют, если на неё не обращают внимания, она надменно тычет носом в колени: ка
к сеньор, требующий от крестьянина своей доли. Здесь подействовать на не
ё могу только я: «Марш отсюда!» Демонстративно стуча по плиткам пола креп
кими когтями, Роза пересекает кухню и демонстративно, вызывающе бросает
ся навзничь на пороге, раскинув лапы и сверля глазами стол.
И тем не менее она, кажется, ширилась в объеме. Я не высказывал своих опасе
ний Саломее, но волновался: несмотря на почтенный возраст, как-нибудь род
ит, но что делать со щенками. Куда девать Ц раздавать, дарить Ц дорогих и
породистых щенков, я знал. А вот кто возьмет неаристократических отпрыск
ов лохматого Будулая?
Мне бы следовало для драматизма начать эту главу с удивительного поведе
ния и скрываемого от меня чувствования Саломеи, после того как Роза всё-т
аки ощенилась. В конце концов, всех больных ее болезнью вместе с инвалидн
ой книжной награждают еще и мудреным диагнозом: аллопатия. Я перевожу эт
о как «люди не в себе». Слишком много Саломее досталось: возбудимая душа а
ртистки, внезапно рухнувшая, превратившаяся в воспоминания слава и еще о
собая, вызванная болезнью нервность. При такой психике вообразишь себе в
се, что угодно.
Я опущу также, не останавливаясь на этом подробно, сам факт родов Розы. Она
в отличие от нас была молодцом. В пустой квартире Ц по нашим подсчетам ро
ды должны были состояться дня через три, Саломея спокойно уехала на диал
из Ц она благополучно разрешилась двумя щенками. Каждый раз, судя по про
изведенному расследованию, перед появлением следующего она перетаскив
ала предыдущего с антикварного дивана карельской березы, где она распол
ожилась, на диван поплоше, в кабинет. И вот, когда вернувшаяся с диализа Са
ломея открыла дверь в квартиру, Роза как раз занималась производством тр
етьего щенка.
Я всю жизнь буду поражаться тайнам женской природы и знаю, что разгадок м
не никогда не найти. Саломея спокойно допевает спектакль, когда, оступив
шись на сцене, вывихивает себе лодыжку. В Риме сумочкой бьет в лифте гости
ницы молодца, который, грозя револьвером, пытается снять с неё изумрудно
е колье. Два раза попадает в авиационные катастрофы, но не теряет присутс
твия духа, ведет себя смело и мужественно. Тут же она впадает в истерику, у
видев весело и деловито рожающую собаку.
И тем не менее истерика человека, привыкшего к тысячам несводимых с него
глаз, отличается от истерики перед нахамившим водопроводчиком. Первую в
есть получил я. Я знаю, что во время лекции лучше всего сотовый телефон дер
жать выключенным, и только одна гипотетическая ситуация заставляет мен
я этого не делать. Я пытался много раз объяснить Саломее и мое университе
тское расписание, и характер моей публичной работы. Расписание моих лекц
ий, где часы обведены красным фломастером, висит возле телефона в прихож
ей и в комнате Саломеи, на кухне, на дверце холодильника, и возле телевизор
а в гостиной, где Саломея любит бывать, расположившись с собакой, Ц одна
в кресле, другая на диване карельской березы. Саломея смотрит канал «Кул
ьтура» и одновременно чистит картошку, скоблит морковь или режет капуст
у, разбрасывая по всему пространству разноцветные очистки и крошки. Она
крупный художник и пренебрегает мелочами быта. Она гордится, что при так
ом самочувствии еще может сварить суп или приготовить куриный плов. Наро
дная артистка два часа варит суп, но зато профессор три часа потом отчища
ет мебель и пылесосит ковёр. Но разве кто-нибудь посмеет упрекнуть мою пт
ичку! Разве я когда-нибудь упрекал?
Довольно часто во время моих лекций раздавался звонок, вводивший меня в
стресс, и густой, бархатный голос Саломеи невинно задавал вопрос:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86