Дал
ьше пусть говорит она сама, но здесь играют все детали: «Новая гардеробщи
ца, помогавшая мне раздеться, спросила, кто я такая. Я ей показала паспорт
и ответила: жена Пастернака. Она пожала плечами и сказала, что час тому наз
ад пришла женщина-блондинка и назвала себя тоже его женой. Гардеробщица
отнеслась ко мне подозрительно».
Как всё же женщина понимает женщину! Плечико не теперешней птички, с хруп
кими, лишенными кальция от бесконечных промываний костями, каким оно ста
ло сейчас Ц иногда касаясь, я содрогаюсь от его бесплотности, оно выскал
ьзывает из рук и ощущений, Ц итак, покрытое нежной каракульчой плечико с
овсем не птички твердо отодвинуло от окошка администратора армейский б
ушлат, плохо сидящий на страстном молодом офицере. И здесь знаменитый фо
кусник Кио или сегодняшний иллюзионист Давид Копперфильд не смогли бы, н
аверное, добиться большего психологического изменения в обстановке. По
ка армейский бушлат в не находящей разрядки злобе сжимал кулаки, магичес
ким образом щёлкнул замочек всё на том же бездонном, как сундук волшебни
ка, ридикюльчике. Ту-ту-ту Ц появилась, блистая типографской краской и ш
урша фольгой свежая московская шоколадка с брендом «Гвардейский», тут ж
е мелькнула какая-то средняя, в типичной валютной раскраске тех времен, б
умажка, встроенная именно меж теми криминальными страницами паспорта, г
де должен был стоять тот самый, как божественная субстанция, ш
тамп, который казенным синим цветом объединяет мужчину и женщину, разреш
ая им совместное местонахождение в гостиничном номере. Как известно лиш
ь бумажка и чернила узаконивают соитие. Надо, что именно в это самое время
энергичное офицерское естество, видимо, стимулированное бюрократическ
ой преградой, уже давно подпирало брючный ремень. Может быть, именно это о
бстоятельство так раззадоривало младший комсостав, что он еле удержива
лся, чтобы не швырнуть, как гранату на полигоне, что-нибудь тяжелое в окош
ечко строгой администраторши. Какие изменения в жизнях и судьбе могли бы
тут возникнуть! Но, о чудо, за окошечком, в святилище нравственности и мор
али все волшебным образом переменилось. Никаких молний! Только благосло
вляющий елей волнами нисходил из кельи нравственности и благонравия. А в
месте со снисходительным вздохом: «Понятно, дело молодое» возник и завет
ный ключ на чугунной, чтобы прожигала карман, бляхе. Что делает офицер, как
только в дверях номера за ним и его спутницей поворачивается в моссельп
ромовском замке ключ? Правильно!
Офицер уже сбросил на пол свой мокрый бушлат и теперь покрасневшими паль
цами пытается оторвать единственную пуговицу, скорее декоративную, неж
ели скрепляющую две полы золотисто-коричневой шубки. «Не торопись, Алеш
ечка, я сама» Ц и тут же последовал практический урок: пуговица-то пугови
цей, а существовали, оказывается, еще внутренние крючки, которые ладно де
ржали всё сооружение. Ах, не доходя до наверняка скрипучей койки, да прямо
на мокром бушлате, да на шубе, которую тоже можно было бы бросить, как рань
ше говорили, в подножье страсти! Но женщины всё знают, всё предвидят и веду
т игру к иным, ведомым только им, результатам. Как же аккуратно Саломея выс
кользнула из объятий, как необидно отстранилась, и, снова каким-то манове
нием волшебности, на краешке письменного стола Ц с обязательной принад
лежности каждого номера провинциальной гостиницы, подразумевающей, чт
о, любой приезжий пишет романы, письма или, по крайней мере, высунувши язык
, сочиняет финансовые отчеты Ц на этом столике возник самый желанный в м
ире натюрморт.
На казенном, снятом с кровати полотенце, появилась баночка шпрот, донско
й салат, тоже в банке, но уже с открытой крышкой, лимон, два стакана, один Ц
подпасок обязательного, как и стол в номере, графина, а другой Ц из коллек
ции бытующего в комнате же умывальника и предназначавшийся для зубной щ
етки.
Боже мой, какой это был пир, какое замечательное и торжественное утро со с
тучащим за окном по жестяному подоконнику дождем! Страсть на сытый желуд
ок, да еще подкрепленная дозой коньяка, пахнущей лимоном, Ц совершенно д
ругая, нежели второпях и вразброс, где небрежность и нетерпение маскирую
тся под неизбежность. Какое утро, какой сонный день, со спяще-покойной гол
овой на твоем плече, с обжигающим шею чужим дыханием, с провалами сна и бод
ростью, заканчивающейся полётом и опять сном, с разговорами шепотом и с б
рошенным возле постели вафельным полотенцем.
Уже давно под окном прошла демонстрация, волоча над головами волглые лоз
унги и мокрые флаги, пожалуй даже попритихла музыка и тише стали пьяные м
ужские голоса и женские призывные взвизгивания, пора было собираться на
свадьбу к моему кнопке-сержанту.
Стоит ли описывать русскую свадьбу, много раз уже выплеснутую на литерат
урные страницы и киноэкран? Здесь всегда, конечно, есть мотивы для сатири
ческого осмеяния: и какие-нибудь излишества в нарядах жениха и невесты, и
стол с незамысловатым меню и обильем главного напитка всех русских свад
еб Ц самогона, для женщин кокетливо подкрашенного свекольным соком. Сва
дьба как свадьба, на окраине промышленного города, где создавались знаме
нитые дизельные двигатели и двигатели космических кораблей.
Эта свадьба, наверное, ничем не отличалась от десятка тысяч других. Я и сей
час ее вижу в ясных и выпуклых подробностях. Прежде всего Ц невеста, почт
и того минимального роста, который оставлял её у последней черты в разря
де еще не карлиц, а просто очень низеньких женщин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86