Можно сослаться на и
ные примеры: от Бунина до Адамовича и Ходасевича и до только что мелькнув
шей в парижском магазине Цветаевой. Но здесь мы имеем дело со временем ст
ановления русского поэта. Можно не просто предполагать Ц это очевидно
Ц потаенную, очень тесную связь, крепче, чем у семьи, с Россией, он русский
по духу. Может быть, кому-то из «патриотов» это не понравится?
И тут же, пока я в растерянности стою перед «Вульвортом» с пакетом и своим
и раздумьями, приходит мысль: главное, ничего не цитировать, только миним
ально. И в романе, и в лекции, особенно на чужом языке, цитата выглядит неле
по, а в переводе убого. Пока я только про себя пропускаю эти великие строки
признания в любви к русскому народу. Они будут написаны много позже, посл
е войны, когда поэт счастливо живет в своем Переделкино: «Я под Москвою эт
у зиму…» По этим стихам он совершенно и без остатка русский. « … здесь были
бабы, слобожане, ремесленники… «. Какая мощь понимания русского духа. «В н
их не было следов холопства…» Обратим внимание, сталинское время, подмос
ковная электричка. «И трудности и неудобства они несли, как господа…» Эт
о так сказать общественный темперамент и умозрительная, хотя и любовь. Н
о что поделаешь, если вся его юность Ц это любовь к еврейским молодым жен
щинам своего круга. Здесь какие-то вопросы генетики, комбинации крови, вл
ияющие на эстетику?
Пастернак в 1922 году навещает за границей своих родителей. В это время из Ро
ссии выехать уже не так легко. Было ли что-то на уме у поэта перед отъездом?
Не существовало ли тайного плана не возвращаться и, как сейчас говорят, в
оссоединиться с семьей? По крайней мере, с собою он взял шесть мешков книг
, без которых не мог обойтись. Известно также, что перед отъездом поэта при
нимал всесильный председатель реввоенсовета Троцкий. Но здесь разгово
р не очень получился, взаимной симпатии не возникло. Вожди, видимо, любили
Пастернака, скорее всего они чувствовали его духовную неразрывность с р
еволюцией. Троцкий принимал, Бухарин, делавший на Первом, учредительном,
съезде писателей доклад о поэзии, посвятил ему значительную часть высту
пления и, похоже, вопреки мнению Сталина, посчитавшего «лучшим, талантли
вейшим поэтом нашей советской эпохи» Маяковского, этот титул, строптиве
ц, отдает Пастернаку. Сталин, по слухам, когда за зиму 1937-го из Переделкино в
зяли 25 человек писателей и арестовали соседа Пастернака, Пильняка, у кото
рого он иногда по необходимости квартировал, так отреагировал на предло
жение ретивых доброхотов от Лубянки: «Не трогайте его, он небожитель».
Чуть отвлекусь Ц для себя, конечно, не для печати, на Сталина. Существуют,
кажется, личные письма поэта к вождю. А какой писатель или поэт не старалс
я быть к власти поближе. Даже великий Мольер «бряцал» на честолюбивых чу
вствах Людовика XIV. Когда советские писатели написали Сталину соболезну
ющее коллективное письмо по поводу трагической гибели Аллилуевой, Паст
ернак его не подписал. Он написал свое личное письмо. И второй раз отметил
ся. Когда Сталин внес историческую беспрекословную коррективу по повод
у Маяковского Ц «лучшего и талантливейшего», Пастернак тоже лично напи
сал: второй я, второй, вы правы, товарищ Сталин. Добраться бы до этих писем в
сталинском архиве.
В эту свою новую поездку в Германию Пастернак взял молодую жену Евгению
Лурье. Почему этой милой молодой женщине вдруг не понравился Марбург? Он
а явно не видела мир глазами своего мужа. Может быть, она и не вполне поним
ала, за кого выходила замуж. Сокол виден по полету, ранние планирования Па
стернака она, видимо, не восприняла как увертюру к долгой и мощной творче
ской жизни. Имя его к моменту их женитьбы уже было на слуху, а она вдруг пре
дложила своему жениху взять ее фамилию, стать Борисом Лурье.
Маленький Марбург показался ей пыльным и убогим. Куры, огороды в черте го
рода, сочные, в росе, кочаны капусты. Замок наверху как нечто чужое, абстра
ктное. Она не видела, верно, как быт прорастает историей. В ее сознании не в
озник и образ другого молодого русского путешественника-студента, и над
замком не повис гром пушек Хотина. Эта история ее не взволновала. Она была
обаятельной, милой молодой художницей. Развернутая походка, прямая спин
а, она немножко занималась балетом, это была мода времени, а в Москве распл
одилась тьма студий, которые вели ставшие безработными балерины.
Я абсолютно реально вижу, как она сходит по ступенькам вокзала и оглядыв
ается по сторонам. И чего Боря такой восторженный! Что он разглядел в этой
немецкой архаике! У нее на прямой пробор гладкая прическа под шляпкой, чу
ть замедленные жесты. Она иначе видит окружающее, роза, конечно, пахнет ро
зой, захолустье захолустьем, но роза хороша в воде, с аккуратно подрезанн
ым черенком. Она готова менять в вазе воду, а муж вдруг внезапно вступил в
свое прошлое. Его «Марбург» разрыва с Идой Высоцкой, был уже написан, пере
растал в классику. Он путешествовал по своему стихотворению. Здесь он ст
ал поэтом, фраза «Прощай, молодость, прощай философия, прощай Германия!» п
ромыслена и произнесена тоже здесь.
Он потащил жену по памятным ему местам: «шатался по городу и репетировал
» свою юность. Показал «свою» комнату в домике фрау Орт, познакомил с базе
довой вдовой и похожей на нее дочкой, но фурор в этом домике произвел орех
овый торт, отправленный на обратном пути к вокзалу из соседнего кафе.
Как бы хотелось для лекции, да и для романа, разглядеть кафе, где прислужив
ал кельнер, который дал молодому человеку несколько советов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86