Мне кажется, что эти роды Розы Саломея ощутила как свои собственные, коих
никогда не было. Скопившийся, перезревший инстинкт материнства вылился
в такую странную форму. Я стал свидетелем медленного, но неуклонного кри
зиса психики, свинченного с оси сознания. Конечно, мы оба, и я и Саломея, пол
агали, что жизнь проиграна, если нет детей, не признаваясь в этом друг друг
у. Может быть, всё и обошлось бы, но ребенок мог обернуться и гибелью Салом
еи, да и о каком здоровом ребенке в ее случае можно было говорить!
Но долой рассуждения, лишь моё сознание сбережет все подробности. Я знаю,
с каким мужеством и отвагой Саломея сама выцарапывалась к своему обычно
му, повседневному больному миру. Выздоровление это шло вместе с ростом м
аленького Будулая, по мере того, как он, как когда-то Роза, сначала перепор
тил обувь, погрыз ножки у кресел, разорвал обивку на диване. Здесь у Саломе
и одна за другой возникли две операции. Это не шутка, когда у тебя в животе
две бомбы, весом каждая чуть не в два килограмма.
По возвращении ее из больницы мы отдали щенка в надежные руки. Роза, сама п
ережившая собственную хирургическую операцию, этого, кажется, и не замет
ила. Она всё время лежала возле кровати Саломеи и иногда взглядывала в ок
но, за которым летали птицы. «Роза, потряси ушками», Ц говорила, выходя из
забытья, Саломея. Роза трясла ушками и улыбалась. Улыбались они обе.

Глава восьмая

Пора продолжать мою, без гида, экскурсию по городу. Всё, ранее прочитанное
, увиденное в альбомах и книгах, на литографиях в музеях, на планах и геогр
афических картах, на почтовых открытках встаёт передо мной и приобретае
т новое значение. Публичную лекцию надо выстрадать и выходить, накопить
мысли, остроты, повторить цитаты Ц чем меньше, тем лучше, Ц всё просеять,
отжать, лишнее отбросить, не забывая, чтобы вспомнить при необходимости,
быть готовым к любым, самым диким вопросам, накопить в себе силы, ощущения
, создать образ и мотив лекции, придумать её интонацию и строй. В этом смыс
ле все персонажи публичных профессий похожи друг на друга: на сцене Ц ре
зультаты, за кулисами Ц основная работа, иногда каторжный труд.
У меня метод один Ц я выхаживаю, под ритм шагов собираю, формулирую, строю
. Завтра, как актер, глотну воздуха, расправлю грудную клетку, подтяну спин
у и Ц на кафедру. Всё сначала будет словно в тумане, потом туман рассеется
, я стану видеть слушателей, потом начну различать их лица, потом следить з
а реакцией зрительного зала, регулируя свою интонацию, переставляя куск
и лекций, чередуя лирические и драматические эпизоды. Слушатель не долже
н скучать. Останутся ли у него в памяти факты? Кое-что останется, главное, ч
тобы осталось ощущение, некий клинышек, забитый в сознание, который буде
т раздражать и беспокоить.
Я уже снова иду, продолжая маршрут. Здесь всё рядом, памятные места, здания
и события будто перемигиваются.
Снова от почтамта перехожу улицу Ц опять раздается мелодичное чирикан
ье, сигнал для слепцов. Для них выбран один из красивейших городов Герман
ии. Здесь же у меня возникает мысль: не ради ли них так упрощено движение в
центре, по кольцу.
На другой стороне улицы через невысокую балюстраду видна река Ц Лан, од
ин из ее рукавов. Мост занимает всю ширину улицы. Собственно, его и не видн
о, но вот между домами небольшой разрыв: внизу в свежей и прозрачной воде п
лавают утки, по бокам, вырастая прямо из воды, невысокие трех-четырехэтаж
ные дома, типовая Венеция. Вряд ли это очень старая планировка, скорее все
го при Ломоносове был деревянный мост, при Пастернаке Ц булыжник, скром
ные телеги. Но пора делать поворот налево, это точка, где кольцо обратного
движения, вернее эллипс, стремится в сторону центра, к замку . Сразу же за п
оворотом городской вид меняется. Если говорить о первоначальной геогра
фии, то справа за тесной цепью не очень древней постройки домов поднимае
тся отложина, поросшая лесом, а слева Ц цепь тех самых домов, за которыми
река. Исконно это крутой берег и долина, а впереди улица немножко поднима
ется, и надо бы привести знаменитую прозаическую цитату поэта о трех уро
внях…
Это опять пример, как у талантливого человека получается всё и всё идет в
переплавку. Речь идет о цитате из автобиографической прозы Пастернака. И
з «Охранной грамоты», в которой изложены перипетии его пребывания в Марб
урге: и учеба у Когена, и любовная история с Идой Высоцкой, и сам город. Блес
тящая, ёмкая и образная проза. Но ведь и поэзия о том периоде тоже неплоха.
«Я вышел на площадь и мог быть сочтен вторично родившимся». Не так уж мног
о событий происходит в жизни человека, поэта в том числе. Одни и те же факт
ы переплывают из прозы в поэзию, но каждый раз результат свеж и неожидане
н. Дело, оказывается, не в факте и не в сюжете. Но все-таки вспомним цитату, в
озможно, самое точное и образное, что было написано о Марбурге: «Я стоял, з
аломя голову и задыхаясь. Надо мной высился головокружительный откос, на
котором тремя ярусами стояли каменные макеты университета, ратуши и вос
ьмисотлетнего замка». Собственно, «откос» мы уже прошли раньше, так можн
о увидеть город лишь с одного места, из долины. А здесь начинается дорога к
ратуше и замку. Как раз от церкви святой Елизаветы вверх. Практически цер
ковь эта Ц четвертая самая крупная архитектурная достопримечательнос
ть Марбурга, три предыдущих Ц замок, ратуша и университет. Не церковь осе
ла, а культурный слой поднялся. Церковь находится на уровень ниже, чем ули
ца, и к ней ведет несколько ступенек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86