В восемь часов утра мы увидели перед собой минареты города, обнесенного высокой, довольно хорошо сохранившейся стеной.— Давай узнаем, не Джидда ли это, сиди, — предложил Халеф.Уже с час мы встречали арабов, но не заговаривали с ними.— Нет, и так совершенно ясно, что это Джидда.— А что мы там будем делать?— Прежде всего я хочу осмотреться.— И я тоже.— Как долго ты пробудешь в Мекке?— Семь дней.— Ты найдешь меня в Джидде. Но будет ли твой хадж действительным? Он же совершается не в месяц паломничества?— Будет. Смотри, вот ворота. Как они могут называться?— Видимо, это северные ворота, Баб-Эль-Медина. Выполнишь ли ты одну мою просьбу?— Да, так как я знаю, что ты мне не прикажешь ничего такого, что я не смогу сделать.— Ты здесь не должен говорить ни одному человеку, что я христианин.— Как ты скажешь, так я и сделаю.— Ты должен все делать так, словно я мусульманин.— Да. Но ты тоже выполнишь одну мою просьбу?— Какую?— Я должен купить в Мекке азиз-кумахш Азиз-кумахш — разнообразные подарки, свидетельства паломничества.

и много подарков, а также раздать милостыню…— Не беспокойся. Ты получишь свои талеры еще сегодня.— Их-то мне, может быть, и не надо, потому что они отчеканены в стране неверных.— Тогда я дам тебе ту же сумму в пиастрах.— У тебя есть пиастры?— Пока нет, но я получу их у менялы.— Благодарю тебя, сиди! И у меня будет достаточно денег, чтобы съездить еще и в Медину?— Я думаю, достаточно, если ты будешь бережлив. Путешествие туда тебе дорого не обойдется.— Почему?— Я поеду с тобой.— В Медину, сиди? — спросил он задумчиво.— Да. Разве это запрещено?— Путь туда для тебя свободен, но войти в Медину ты не сможешь.— А если я тебя подожду в Янбу Янбу — ближайший к Медине порт на Красном море.

?— Это прекрасно, сиди, это можно!— Стало быть, мы договорились.— А потом куда ты хочешь?— Прежде всего в Мадаин-Салих Мадаин-Салих — городок на севере Аравийского полуострова, славный своей историей.

.— Господин, тогда ты сам отдашь себя на смерть. Разве ты не знаешь, что это — город призраков, которые не потерпят у себя смертных?— Они вынуждены будут примириться с моим присутствием. Это очень таинственное место. О нем рассказывают удивительные вещи, и поэтому я хочу его увидеть.— Ты его не увидишь, потому что духи закроют нам путь, но я тебя не покину, даже если должен буду умереть вместе с тобой. Тогда я уже стану настоящим хаджи, которому всегда открыты небеса. А потом куда ты пойдешь?— Или на Синай, в Иерусалим и Стамбул, или в Басру и Багдад.— А меня возьмешь с собой?— Да.Мы достигли городских ворот. С внешней стороны у городской стены ютилось множество отдельно стоящих хижин из соломы или пальмовых листьев, в которых жили бедные поденщики или еще более бедные торговцы дровами и овощами. Оборванный парень закричал мне:— Здоров ли ты, эфенди? Как дела? Как твое самочувствие?Я остановился. На Востоке всегда надо располагать временем, чтобы ответить на привет.— Благодарю тебя! Я здоров, дела идут хорошо, и мое самочувствие превосходное. А как твое здоровье, сын храброго отца, как идут твои дела, наследник благочестивейшего среди всех мусульман племени?Я употребил эти слова, увидев на лице парня мешале. Джидда, хотя она в новейшее время и открыта для посещения христиан, считается священным городом, а жители таких городов получают привилегию носить особый знак. Через четыре дня после рождения ребенка ему наносят по три разреза на щеку и по два — на каждый висок, шрамы от которых остаются на всю жизнь. Это и есть мешале.— Твои слова подобны цветам. Они пахнут, как гурии, дочери рая, — ответил человек. — И у меня все хорошо, и я доволен делом, которым занимаюсь. Оно будет полезным и для тебя.— Какое у тебя дело?— У меня есть три осла. Мои сыновья погонщики, а я им помогаю.— Они у тебя дома?— Да, сиди. Не привести ли мне двух ослов?— Сколько я должен тебе заплатить?— Куда ты хочешь поехать?— Я здесь впервые и хотел бы найти себе жилище.Он окинул меня странным взглядом. Чужеземец — и пешком! Это его поразило.— Сиди, — спросил он, — не хочешь ли туда, куда я отвел твоих братьев?— Каких братьев?— Вчера, во время вечерней молитвы, пришли пешком, так же, как и ты, тринадцать человек. Я отвел их в большой хан Хан — постоялый двор для купцов.

.Несомненно, это был Абузейф со своими людьми.— Никакие они мне не братья. Я не хочу жить ни на постоялом дворе, ни в гостинице. Я хочу снять дом.— Какое счастье! Я как раз знаю дом, где ты найдешь квартиру, которая даже для принца слишком хороша.— Сколько ты потребуешь, если мы поедем на твоих ослах?— Всего два пиастра.Это составляло примерно двадцать пфеннигов с человека.— Веди животных.Он удалился тяжелым шагом и вскоре вывел из-за ограды двух ослов, таких маленьких, что они, казалось, могут пробежать у меня между ног.— Они нас выдержат?— Сиди, любой из них увезет нас троих.Конечно, это было преувеличением, однако мое животное вело себя так, будто ему было не слишком тяжело. Не раз оно, почувствовав на спине всадника, пробовало пуститься бодрой рысью, однако быстро успокаивалось, а сразу же за городской стеной и вовсе перешло на шаг.— Стой, — вдруг раздался трескучий голос откуда-то со стороны, — давай деньги!В проломе стены справа от меня зияла четырехугольная дыра. В ней торчала голова. Прежде всего в глаза бросались огромные очки, в которых сохранилось только одно стекло. Ниже этого стекла я разглядел огромный нос, а пониже — большое отверстие, из которого, вероятно, исходили только что услышанные мною слова.— Кто это? — спросил я нашего провожатого.— Городской сторож.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123