— Ты получишь правосудие!Тут мною овладело убеждение, что женская туфля на Востоке обладает той же волшебной силой, как и в западных странах. Векиль увидел, что его авторитет под угрозой, и сделал попытку вновь восстановить его:— Я праведный судья и буду…— Ты будешь молчать! — приказала она ему. — Ты знаешь, что мне известен этот человек, который называет себя Абу эн-Наср, хотя должен был бы прозываться Абу эль-Ялани, отец лжецов. Это он виновен в том, что тебя послали в Алжир, хотя ты мог стать мюльазимом; он виновен в том, что потом ты приехал в Тунис и здесь был погребен в одиночестве. Как только он появляется здесь, ты всегда вынужден делать что-то приносящее тебе вред. Я ненавижу его и ничего не имею против, если этот чужестранец убьет его. Он заслужил такой конец!— Его нельзя убить. Он находится в тени падишаха!— Заткнись! Ну да, он находится в тени падишаха, а этот чужестранец находится в тени жены наместника, в моей тени, слышишь? А кто находится в моей тени, того никто не может погубить. Вставай и следуй за мной!Векиль поднялся; она направилась к выходу, и он уже собрался последовать за своей женой. Это не входило в мои планы.— Стой! — приказал я ему, еще раз ухватив за шиворот. — Ты останешься здесь!Тогда Мерсина обернулась.— Разве ты не сказал, что хочешь освободить его? — спросила она.— Да, но при условии, что он останется на этом месте.— Но не может же он сидеть здесь целую вечность!— Ты права, о жемчужина Кбилли, но в любом случае он останется здесь так долго, пока дело не будет разрешено.— Оно уже разрешилось.— Каким образом?— Разве я тебе не сказала, что ты желанен в нашем доме?— Верно.— Значит, ты стал нашим гостем и можешь жить у нас со своими людьми так долго, пока тебе не захочется снова покинуть нас.— А Абу эн-Наср, которого ты назвала Абу эль-Ялани?— Он останется твоим, и ты можешь сделать с ним все, что захочешь.— Это верно, векиль?Он медлил с ответом, но строгий взгляд его госпожи вынудил наместника выдавить из себя:— Да…— Ты клянешься мне в этом?— Клянусь.— Клянешься Аллахом и его Пророком?— Я должен поклясться? — спросил он свою мадам, Розу Кбилли.— Должен! — ответила она весьма решительно.— Тогда клянусь Аллахом и его Пророком!— Ну, теперь он может идти со мной? — спросила она меня.— Может, — ответил я.— Ты последуешь за нами и отведаешь за нашим столом барашка и кускус.— А есть у тебя местечко, в котором можно надежно припрятать Абу эн-Насра?— Нет. Привяжи его к стволу пальмы вон там, у стены. Он не убежит от тебя, потому что я прикажу охранять его нашим воинам.— Я сам его постерегу, — ответил вместо меня Халеф. — От меня он не убежит. Он заплатит своей смертью за жизнь моего отца. Мой нож будет таким же острым, как и мой глаз.С тех пор как он был связан, убийца не произнес ни слова, но его глаза зловеще сверкали, когда мы привязывали его к пальме.Я действительно не намерен был лишать его жизни, но он попал под законы кровной мести, и я знал, что Омар не удовлетворит мою просьбу о снисхождении. За кровь надо платить кровью. Для меня, несмотря ни на что, лучшим выходом было бы, чтобы Абу эн-Наср улизнул — разумеется, без моего ведома. Но пока я стоял на его пути, пока он находился в моей власти, я должен был рассматривать пленника как врага и убийцу, следовательно, и обходиться с ним соответственно. Конечно, он бы меня не пощадил, имей я несчастье попасть в его руки.Итак, я оставил его под присмотром Омара и отправился в селямлык. По дороге мой маленький слуга спросил меня:— Ты сказал, что этот человек не мусульманин. Это верно?— Да. Он армянин, и значит, христианин, но там, где это выгодно, выдает себя за магометанина.Мы вошли. Векиль уже нас ожидал. Выражение его лица, с каким он встретил нас, даже отдаленно не напоминало дружеское.— Садись! — скорее пробормотал, чем проговорил он.Я подчинился его приглашению, усевшись очень близко от него, тогда как Халеф занялся курительными трубками, которые к тому времени уже подготовили в углу комнаты.— Почему ты захотел увидеть лицо моей жены? — начал беседу векиль.— Потому что я — франк, европеец, и привык постоянно видеть лицо того человека, с которым я говорю.— У вас плохие обычаи! Наши женщины прячутся, а ваши выставляют себя напоказ. Наши женщины носят одежды, длинные сверху и короткие снизу; ваши — короткие сверху, длинные снизу, а часто — короткие и сверху и снизу одновременно. Разве вы встречали у себя когда-нибудь наших женщин? А ваши девушки приезжают к нам. Зачем?— Векиль, и такое гостеприимство ты мне предлагаешь? С каких это пор стало обычаем встречать гостя оскорблениями? Мне не нужно ни твоего барашка, ни твоего кускуса, я лучше пойду на двор. Следуй за мной!— Эфенди, прости меня! Я хотел только сказать тебе, что думал, но я не хотел тебя обидеть.— Кто не хочет обижать собеседника, не должен то и дело говорить, о чем он думает. Болтливый человек подобен разбитому горшку, который никому не понадобится, потому что ничего не сохранит.— Садись-ка опять со мной и расскажи, где ты встретил Абу эн-Насра.Я выдал ему обстоятельный отчет о наших приключениях. Он молча выслушал, а потом покачал головой:— Итак, ты полагаешь, что он убил купца в Блиде?— Да.— Но ты сам не видел.— Это мой вывод.— Один Аллах может делать выводы, потому что он всеведущ, а мысль человека подобна всаднику, которого непокорная лошадь несет туда, куда он вовсе не хочет скакать.— Только лишь Аллах может делать выводы, потому что он всеведущ? О векиль, твой дух утомлен большим количеством баранины и кускуса, съеденных тобой! Именно потому, что Аллах всеведущ, он не нуждается в выводах. Их делает тот, кто ищет итог своих размышлений, не зная его заранее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123