— Нет, уверяю тебя!— Но они нас убьют!— Не бывать этому.— Они уже убили многих других; христиан они не трогают, а мусульман убивают.— Они только оборонялись, когда их пытались истребить. И они убивали лишь тогда, когда мусульмане на них нападали.— Я — мусульманин!— Они будут твоими друзьями, потому что стали моими. Разве не ухаживал ты за тремя их соплеменниками, пока они не выздоровели?— Верно, сиди. Я не оставлю тебя. Я поеду с тобой!В этот момент я услышал шум приближающихся шагов. Вошли двое. Это были два албанских офицера иррегулярных войск паши. Они остались стоять у входа, и один из них спросил:— Ты тот неверный, которого мы должны привести?Объявившись в приемной у паши, я благоразумно снял висевший у меня на шее Коран. Этот знак паломничества я больше не мог показывать. Спрашивающий, конечно, ожидал ответа, но я не отвечал. Я даже притворился, будто ничего не видел и не слышал.— Ты что, ослеп и оглох? — грубо спросил он.Эти арнауты Арнауты — албанцы.

были неотесанными и невыдержанными людьми, которые при малейшем поводе хватались за оружие и даже пускали его в ход. Конечно, я не собирался терпеть их грубости. Поэтому, вроде бы ненароком, я вытащил из-за пояса револьвер и обратился к своему слуге:— Хаджи Халеф Омар-ага, скажи-ка мне, не вошел ли кто к нам?— Да, пришли.— Кто же это?— Два офицера, которые хотят с тобой поговорить.— Кто их послал?— Паша, да ниспошлет ему Аллах долгую жизнь!— Это неправда! Я — эмир Кара бен Немей; паша — да охранит его Аллах! — послал бы ко мне вежливых людей. Скажи этим мужланам, несущим на устах обидное слово вместо привета, что они могут идти. Пусть они повторят слова, которые я сказал тебе, тому, кто их послал!Офицеры схватились за пистолеты и вопрошающе посмотрели друг на друга. Будто бы случайно я направил дуло своего револьвера на них и сердито нахмурился.— Ну, Хаджи Халеф Омар-ага, что я тебе приказал?По малышу было видно, что мое поведение пришлось ему по вкусу. И у него в руках оказался пистолет. С очень гордой миной он повернулся ко входу и важно произнес:— Слушайте, что я вам скажу! Этот храбрый и знаменитый эфенди — эмир Хаджи Кара бен Немей, а я — Хаджи Халеф Омар-ага бен Хаджи Абулаббас ибн Хаджи Дауд аль-Госсара. Вы слышали, что сказал мой эфенди? Идите и делайте, как он вам приказал!— Мы не уйдем, нас послал паша!— Тогда вернитесь к паше и скажите ему, чтобы он послал к нам более вежливых людей! Кто приходит к моему эфенди, тот снимает обувь и говорит слова привета.— Неверному…Мгновенно я вскочил и оказался рядом с ними.— Вон!— У нас есть…— Вон!В следующее мгновение мы с Халефом остались одни. Должно быть, по моему виду они поняли, что я не склонен позволять им поучать меня.— Сиди, что ты наделал! — воскликнул Халеф.Несмотря на всю свою неустрашимость, он боялся последствий моего поведения.— Ты знаешь этих арнаутов?— Они кровожадны и мстительны.— Да, этого у них не отнимешь. Разве ты не видел в Каире, как один из них убил старую женщину только за то, что она не уступила ему дорогу? Она была слепа.— Я это видел. Здешние нас не убьют.— А пашу ты знаешь?— Он очень добрый человек!— О, очень хорошо, сиди! Половина Мосула опустела, потому что все его боятся. Не проходит и дня, чтобы десять — двадцать человек не подвергали палочным наказаниям. Кто богат сегодня, того назавтра уже нет в живых, а его имущество переходит к паше. Он стравливает арабские племена между собой, а потом идет войной на победителей, чтобы отнять у них добычу. Он говорит своим арнаутам: «Идите, разрушайте и убивайте, но принесите мне деньги!» Они усердно выполняют такие приказы, и паша стал уже богаче падишаха. Кто еще сегодня пользуется полным его доверием, того завтра он приказывает упрятать в тюрьму, а послезавтра обезглавить. Сиди, как ты думаешь, что он сделает с нами?— Поживем — увидим.— Я скажу тебе, сиди. Как только я замечу, что он хочет причинить нам зло, убью его. Я не умру, не забрав его с собой.— Ты не сможешь этого сделать, потому что я пойду к нему один.— Один? Я на это не соглашаюсь. Я иду с тобой!— Могу ли я взять тебя, если он хочет видеть одного меня?— Аллах-иль-Аллах! Тогда я подожду здесь. Но клянусь Пророком и всеми халифами: если к вечеру ты не вернешься, я передам паше, что у меня есть одно важное известие для него; он впустит меня к себе, и тогда я всажу ему в голову две пули!Хаджи говорил вполне серьезно, и я был убежден, что он сделает это — мой храбрый малыш. Такую клятву он не нарушит.— А Ханне? — спросил я.— Она расплачется, но будет гордиться мной. Ей не придется любить человека, который позволяет убить своего эфенди!— Благодарю тебя, мой добрый Халеф! Но я убежден, что так далеко дело не зайдет.Через некоторое время мы снова услышали шаги. Вошел простой солдат. Перед дверью, еще на лестнице, он снял обувь.— Селям! — приветствовал он меня.— Селям! Что тебе надо?— Не ты ли тот эфенди, с которым хочет поговорить паша?— Да, я.— Паша — да подарит ему Аллах тысячу лет жизни! — прислал за тобой носилки. Ты должен прибыть к нему!— Иди на улицу. Я сейчас приду!Когда он вышел, Халеф сказал:— Сиди, ты видишь, что он становится опасным?— Почему?— Посланцем пришел не ага, а обычный солдат.— Может быть… Но ты не тревожься!Я поднялся по ступеням наверх. Перед домом стоял целый отряд — арнаутов двадцать. Они были вооружены до зубов, а командовал ими ага, один из тех двоих, что приходили ко мне. Двое носильщиков держали наготове паланкин Паланкин — зд.: седло на спине верблюда для знатных людей.

.— Садись! — приказал мне мрачный ага.Я постарался забраться в паланкин как можно непринужденнее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123